Там, где упал
Шрифт:
Я отправил Игоря за подмогой. Сам же, остался сторожить нажитое. И тут появился… даже не Витька, а самый, что ни на есть Виктор Васильевич Брянский. Был он в парадном картузе с "крабом" английского образца, и форменном "спижмаке" с золотыми шевронами.
– Товарищ начальник радиостанции! – сказал он подчеркнуто сухо. – Девайте ЭТО куда хотите! Приведете на пароход, – буду звонить в милицию!
Под словом "это" он имел в виду явно не водку.
Я принял пассаж Брянского за первый шаг к примирению. Витька хотел сказать: "Я признаю тебя членом своей команды, но
Ну, падла, попомнишь!
– Что будем делать? – спросил Игорек, выступая из-за угла.
– Ты слышал?
– Конечно слышал!
– Что делать – что делать! – я сплюнул от злости. – Водку – на пароход. А это… Это мы кому-нибудь отдадим. Где там стоит "Инта"?
– Не знаю, не видел.
– А мы?
– Слева второй причал, первым корпусом.
– Ладно, погнали…
"Нашу Машу" я взвалил на плечо. Не смотря на пышные формы, была она легенькой, как невеста. Вот только меня немного штормило. Как говорят англичане, "He is a little beat on the wind". Увидев, как мне тяжело, кто-то из токарей по-доброму посоветовал:
– Ты ее пока на верстачок положи. Верстачок-то свободен. Васька сегодня в отгуле.
– Ничего! Своя ноша не тянет!
"Инту" я нашел в самом конце плавмастерской. Сдал подружку по описи, в хорошие руки. Мы, как-никак, тоже в ответе "за тех, кого приручили".
В тот же вечер ее нарядили в штаны и фуфайку с красной повязкой, надели на голову шапку, и поставили на вахту у трапа. Сам я, правда, того не видел, поскольку проспал почти целые сутки.
Витька помнил наказ Севрюкова. Не успел я подняться на борт, как подвергся первым репрессиям. У меня, по приказу Брянского, изъяли всю водку. И, главное, не подкопаешься! – Есть, де, "Устав службы на судах флота рыбной промышленности", есть Закон по борьбе с пьянством и алкоголизмом, и кроме всего прочего, СРТМ "Норильск" уже месяц, как "зона трезвости". В присутствии капитана я нетвердой рукой подписал декларацию (денег нет, оружия нет, наркотиков нет, а водки и не было!), а потом меня отвели в каюту и закрыли на ключ. Я пробовал выбить филенку, вылезть в иллюминатор, но ничего не вышло. "Чтоб исключить возможность побега", боцман заранее " все укрепил".
Разбудила меня таможня. В каюту ввалился хмырь в униформе, и начал пытать: нету ли у меня чего-нибудь, "запрещенного к вывозу за границу". Судно стояло на рейде. На часах – четыре утра. Я страдал от страшного "сушняка" и еле шевелил языком.
– Покажите карманы.
Я показал.
Больше всего на свете мне хотелось холодной воды. Но в графин помещается только два литра. А он был пустым, как моя голова.
Таможенник обследовал спичечный коробок, и попросил:
– Отойдите, пожалуйста, в сторону.
Есть на свете такая профессия, – копаться в чужом белье. Мало иметь талант. – Этому делу нужно упорно учиться, перенимать опыт старших товарищей. Только тогда стажера допустят к "свободному поиску". Но тот, кто работал в моей каюте, был настоящим докой!
– А это у вас что такое? – спросил он спокойно и сухо.
Я не поверило глазам. – Под матрацем, в районе подушки лежала… бутылка водки!!!
– Мой ты родной!!! – я, кажется, прослезился. – Давай-ка ее поскорее сюда!
Никогда я не пил напитка вкусней! Я высадил пузырь "из горла", не глотая. Даже таможенник – уж на что Мурманчанин! – и тот удивился.
В восемь часов утра мы были в районе Североморска. – Крутились "на девиации". Стеная и охая, я ползал по палубе, "раскидивал" сети антенн. – Занятие тупое и муторное, если делать его в одиночку. Особенно, – в моем состоянии. Медный канатик цеплялся за все что угодно, и мне приходилось мотаться от бака к корме. Но на помощь пришел Игорек, и к обеду мы с ним пошабашили.
– Ты как? – спросил я его.
– Почти отошел. А ты?
– А я подыхаю! Трясусь, как осенний лист. Скоро на связь выходить, а чувствую, – не смогу! Ты вчера "на продукты" не ездил?
– Ездили все. Куда ж без меня!
– "Резьбовой коньячок" в артелку не получали? (Надежда умирает последней.)
– Взяли шесть упаковок. Три "Цветочного", и три "ДМШ". ("ДМШ" – одеколон "Для мужчин"). Только не радуйся: капитан приказал занести это дело к нему в каюту. Когда, мол, все протрезвеют, тогда и начнут выдавать.
– Вот гад! Кругом кислород перекрыл!
– Значит, тебя и без шила оставили?
– Без какого еще шила?!
– Ну как же! Вчера, перед самым отходом, заехал на катере ваш "групповой" с каким-то хмырем. С собой привезли большую молочную флягу…
– В шахту не лазили? – быстро спросил я.
– Там они все и крутились: их двое, и наш старший механик. Я еще, грешным делом, подумал: в систему спирт заливают. Ну, как обычно, после ремонта. Не знаю как здесь, а у нас в "Тралфлоте" такой негласный закон: По литру тому кто льет, литр капитану и литр радисту. А то что осталось, – в шахту. Я знаю, сам в этом деле однажды участвовал…
– Так и у нас. Тоже по литру всем… кроме меня.
Вот попал так попал! – думал я, имея в виду "Норильск". – Всяк норовит уколоть побольнее! Ну, Селиверстович, удружил!
Игорь все прочитал по моим глазам:
– Есть у меня почти полный флакон "Шипра". Тебе занести?
– Он еще спрашивает! Только так, чтоб никто не заметил! А лучше… я тебя здесь подожду!
– Ты что, на обед не идешь?
Меня чуть не вывернуло. Я сплюнул вдруг ставшую пресной слюну, и, задыхаясь, выдавил:
– Не говори это слово!
С флаконом в кармане жить стало легче. Ты, вроде, еще не выпил, но можешь в любой момент! Есть у тебя впереди хоть какая-то перспектива!
Четыре кусочка сахара я "стрельнул" в каюте у повара. У него же спросил:
– Слышь? А спирт тяжелей, или легче воды?
– Кажется, легче. А что?
– Да так, ничего…
Шансы были не велики. Но если вода тяжелее спирта, а нас еще не штивало, почему б не попробовать?
Переодевшись в робу, я взял пустой деревянный ящик от гиросферы, и поставил в него литровую банку с крышкой. Туда же положил сахарок, и пластмассовый кембрик. Кружку, "фунфырик" и ключ "на семнадцать" рассовал по карманам, чтоб не звенели.