Шрифт:
Воображение – это ключ, открывающий множество дверей.
И некоторым из них, лучше оставаться запертыми.
ПРОЛОГ
Пальцы скользнули по знакомым страницам в поиске следов шариковой ручки, что так варварски отсекли целые абзацы книги, с изображением мальчика на обложке.
– Триста двадцать страниц гениальности! – восторженно произнес Натан.
И ни единой пустой строчки, каждое слово… нет, каждая буква при деле и стоит на своем месте. Она подобно золотой
В мире, где твои новые брюки, одетые с утра, уже к обеду выходят из моды и становятся признаком безвкусицы, все-таки есть место для бессмертного. Оно не появляется случайно, как внезапный порыв ветра или уведомлении о списании с вашего счета крупной суммы в каком-нибудь расфасованном в лучших модных домах, бутике, после такого по обыкновению следует звонок жены. Совсем нет. Вечное, высекается искрами долгих и упорных трудов, жизненным опытом, борьбой с собственными демонами, талантом наконец. И вот когда это все складывается воедино, иначе никак, в голове писателя возникает настоящий пожар. Он буквально сжигает его изнутри, заставляет метаться в мыслях, собирать образы, картины, целые города, а порой и вселенные. Писатель с нетерпением усаживается, нет, влетает за стол и испускает пламенный столб, на еще пустой, слегка помятый листок бумаги…
Натан прервал рассуждения, словно это был сон, когда наконец нашел то, что искал. Палец провалился в середину книги, разделяя ее на неровные части, а внутри защекотало от предчувствия чего-то хорошего. Он видел не просто текст, обведенный наспех чернилами, а зеркало, что рассказывало о прошлом и предсказывало будущее.
Натан вновь погрузился в него, подобно источнику, что дает тайные знания, перечитывая снова и снова.
«Обещайте не дожить до глубокой старости, Уильям. Если удастся, постарайтесь умереть, пока вам не исполнилось пятьдесят. Я знаю, это не так просто. Но я вам очень советую – ведь кто знает, когда еще появится на свет вторая Элен Лумис. А вы только представьте: вот вы уже дряхлый старик, и в один прекрасный день в тысяча девятьсот девяносто девятом году плететесь по Главной улице и вдруг видите меня, а мне только двадцать один, и все опять полетело вверх тормашками – ведь правда, это было бы ужасно? Мне кажется, как ни приятно нам было встречаться в эти последние недели, мы все равно больше не могли бы так жить. Тысяча галлонов чая и пятьсот печений – вполне достаточно для одной дружбы. Так что непременно устройте себе, лет эдак через двадцать, воспаление легких. Ведь я не знаю, сколько вас там продержат, на том свете, – а вдруг сразу отпустят обратно? Но я сделаю все, что смогу, Уильям, обещаю вам. И если все пойдет как надо, без ошибок и опозданий, знаете, что может случиться?
– Скажите мне.
– Как-нибудь, году так в тысяча девятьсот восемьдесят пятом или девяностом, молодой человек по имени Том Смит или, скажем, Джон Грин, гуляя по улицам, заглянет мимоходом в аптеку и, как полагается, спросит там какого-нибудь редкостного мороженого. А по соседству окажется молодая девушка, его сверстница, и, когда она услышит, какое мороженое он заказывает, что-то произойдет. Не знаю, что именно и как именно. А уж она-то и подавно не будет знать, как и что. И он тоже. Просто от одного названия этого мороженого у обоих станет необыкновенно хорошо на душе. Они разговорятся. А потом познакомятся и уйдут из аптеки вместе.»
Ему казалось, что он соткан из этих самых слов. Он, Натан Кэмпбелл, чью жизнь можно было сравнить с сеансом кино, на которое он явился с опозданием, хотя, кому до этого есть дело? Для всех он тот, кто ставит автографы на первой странице и говорит очередному подростку, что и сам когда-то был точно таким же ребенком, что было враньем.
Кто хоть раз видел его настоящего, со всеми вопросами, что переполняли его голову, ответа на которые не было, со страхами и беспомощностью. Разве что Микки? Но что он может сделать? Последнее время, Натан его избегал и на то были причины.
Вот уже несколько месяцев он просиживал в своей квартире в ожидании. Каждое электронное письмо сопровождалось целой бурей эмоций и надежд. Но в основном на рабочую почту приходили рекламные рассылки и прочая ерунда. Свернутый текстовый документ с нелепым названием «Охотники на Демонов: Жизн…», так и оставался нетронутым.
Как-то его спросили на интервью: – Скажите Натан, что же заставляет вас писать? Ваши герои настолько правдоподобны, складывается впечатление, что вы пишите о реальных людях и это, честно говоря, нас и пугает… А еще безумно завлекает!
– Во всем виновато мое больное воображение, – так, наверное, он должен был ответить. Но вместо этого представил то самое место, из которого возвращался каждую ночь. Он даже придумал ему название. Или нет, оно само пришло к нему, как выброшенная на берег запечатанная бутылка, в которой оказался клочок бумаги, с одним единственным словом: «ПРОВАЛ».
Натан закурил сигарету лежа на диване. Четыре тысячи долларов… именно столько стоили услуги частного детектива. И пока никаких результатов. Но ведь должно же быть хоть что-то? Он отложил книгу на подлокотник, затем передумал и снова взял в руки. Неужели кто-то все еще дарит книги?
На внутренней части обложки, там, где обычно вклеен чистый лист, была сделана запись.
Она уносила в далекий одна тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, с аккуратным ровным почерком поздравляя некоего Робина с днем рождения.
«Моему маленькому другу, невероятному Робину, на долгую память. В твоей груди бьется самое смелое сердце. Не позволяй страхам одолеть себя и пообещай, что никогда не бросишь писать. А еще… оставайся тем, кто ты есть.
Роуз Грейсон. Уэллстон 1969 г.
Если через много лет, тебе понадобится моя помощь, просто постучись в белую дверь.
Север-Гарфилд-Авеню 362/1, г. Колумбус, штат Огайо.»
Кто-то по ошибке прислал книгу по почте, и Натан собирался отправить ее обратно, но… ему вздумалось ее прочитать и возможно это было единственным преступлением, совершенным за всю жизнь, но это того стоило. Она стала частью его жизни, и Натан ни за что не хотел с ней расставаться. Кто-то находит спасение на дне стакана, а кто-то на конце иглы, для него же зависимостью было впитывать ту силу слов, что вкладывал автор, оставляя часть себя.
Он затушил сигарету о дно пустой тарелки, что стояла на столе и уже собрался было налить кофе, когда в дверь позвонили. Несколько коротких нервных звонков огласили привычную тишину.
Ему уже давно не приходилось принимать гостей, квартира обрела знакомые очертания одиночества, расставленная повсюду одноразовая посуда, пачки сигарет: пустые и не очень, кровать он не заправлял никогда и считал это самой бредовой идеей на свете, навязанной показухой тем, кому в голову не приходят мысли более полезные.