Там, на востоке
Шрифт:
— Алина... А я боялся, что мне приснилось.
Алина, присевшая было на краю лавки, вскочила, придвинула отцову одежду:
— На, вот, одевайся. Твоё ещё, поди, не высохло, — а сама спешно убежала за печь, ненужно загремела ухватами.
— Тебя впрямь Алиной зовут? — донеслось из светёлки.
— Ну...
— А меня — Гэр.
«Господи, что за имя? Не бывает у людей таких имён. Собака пристойней рычит. Может, понасмешничать гость решил?»
— Кто ж тебя назвал так?
— Мать, — путник, уже одетый, шагнул в кухонку. Отцовский наряд сидел на нём мешковато, телом парень не вышел, а так — человек как человек. И в глазах нет насмешки, видать и впрямь Гэром зовут.
— У нас таких имён
— Издалека. Я и сам не помню, сколько иду. И откуда — не помню.
— Говорят, по ту сторону земли море будет, а за ним снова земля, и люди живут. Ты, часом, не оттуда?
— Может быть. Море я переплывал, да и не одно. Было даже, что чуть не утонул, а вот выплыл.
— А куда идёшь?
— На восток.
— А что на том востоке-то? Ищешь что? — Алина никак не могла понять странных ответов.
— Не знаю, — тихо ответил Гэр. — Иду — и всё.
А что он мог ответить девушке, пробудившей его от ледяного беспамятства? Он давно привык не оглядываться и никогда не возвращался к пройденному. Где-то в прошлом осталась полузабытая родина, ненужные друзья, мать, тихое: «Не уходи...», полное безнадёжного отчаяния. И всё-таки, он ушёл. Сила большая, нежели он сам, вела его на восток. Порой он останавливался, но ненадолго, и едва появлялась возможность, снова пускался в путь. Он привык шагать прямиком, не обходя препятствий, и преграды падали перед силой, что вела его в никуда. Пустыни, топи, враги, злое колдовство не могли его остановить и, если не желали уступить дороги, то рассыпались в прах.
Как-то тиран одной из далёких земель, полагавший себя непобедимым, велел бросить странного чужеземца в тюрьму, и на целый месяц поход Гэра замер. Владыка и думать забыл о случайной встрече и собственном небрежном приказе и, должно быть, изрядно удивился, когда стены подземного каземата раскололись, и путник вышел на волю. А быть может, злодей не успел удивиться, поскольку замок его стоял поверх тюрьмы, расположенной в подвалах, и рухнул вместе с нею. Цитадели, выстроенные над тюрьмами, стоят не слишком прочно.
В другой раз каменный дракон, живущий в горах, отчего-то разъярился при виде крошечной фигурки, движущейся к перевалу. Чудище налетало, фыркая огнём, Гэр отмахивался палкой. Трижды он, сбитый ударом чешуйчатого хвоста, срывался в пропасть, но, очутившись на дне, вставал невредимый и вновь начинал карабкаться на обрыв. В конце концов, дракон промахнулся и убился, врезавшись в скалу, рассыпался грудой базальтовых обломков, после чего Гэр смог продолжить путь. Он тогда свернул немного, чтобы взглянуть на драконью пещеру. Из норы тянуло зловонием, земля кругом была заляпана жидким навозом. Гэру стало противно, и он ушёл, предоставив другим возможность отыскивать золото среди куч дерьма. Хотя, если бы путь его лежал сквозь пещерный лабиринт, он прошёл бы его, не моргнув глазом и ни разу не поморщившись.
Что может ответить вечный скиталец человеку, не знающему ночи, проведённой не под крышей родного дома?
— Должна же быть какая-то цель, — подсказала Алина. — Просто так ходить — всё равно, что на месте топтаться. Даже мельница не просто так крыльями машет, а людям муку мелет.
— Может и есть цель, — Гэр пожал плечами, — только пока я не вижу её. Стало быть, не дошёл. Хотя, сдаётся, вся моя цель, чтобы идти. Понимаешь? — чтобы не было в мире дорог непройдённых и непроходимых.
Алина кивнула, не то чтобы согласившись, но не возражая. Подошла к столу, разрезала пирог, разлила по кружкам молоко:
— Ужинать иди, — и только теперь заметила, что с первой минуты называет Гэра на «ты».
«Ой, что делаю...» — затухающим эхом прозвучало в душе.
Гэр, не чинясь, подсел к столу. Видно привык за годы странствий встречать не только врагов и препятствия, но и добрых людей. Добрых людей на свете куда больше, чем дурных, просто они не так бросаются в глаза.
Пирог с рассыпучей гречневой кашей мало способствует болтовне, и ужин прошёл в торжественном молчании. Отправив в рот последнюю корочку, Гэр поблагодарил за угощение, похвалил умелую хозяйку и деликатно вышел, дав Алине возможность убрать со стола и чуток привести в порядок растрёпанные мысли. Как вести себя дальше, Алина не представляла, знала одно: не гнать же человека из дому на ночь глядя. Себе постелила в кухонке, гостю на старом месте возле печки. Настоящие места, где хозяева спят, остались не застеленными. Кто его знает, какие нравы у них за морем, но ведь должен человек понять... И без того, пронюхают соседи, что в её доме посторонний мужчина ночевал, пиши пропало — ославят на всю деревню.
Гэр сидел на завалинке, перебирал что-то в распущенном мешке. Алина присела рядом, глядя в сторону, спросила:
— Как же тебя сквозь затворище угораздило живым пройти? Другой только коснётся пузыря, его враз молнией сожжёт.
— Нету там никаких молний, — поправил Гэр. — Лёд это. Людей там в ледяную пыль перетирает. А прошел, как и всюду: оно меня морозит, а я иду себе потихоньку. Потом уж и не помню, как добирался. Если бы не ты, валялся бы сейчас под кустом и оттаивал целую неделю. Жив бы остался, а прочее, уж и не знаю как. А ты, небось, удивляешься, с чего бы у меня память отшибло. Это не первый раз со мной такое. То есть, морозили вот так впервые, а бьют до полусмерти чуть не во всякой стране. Редко где счастливый край встретишь, всюду не понос, так золотуха. Бывает благодатная страна, ни огненных гор, ни колдовской напасти, так и там люди непременно сами себе язву сделают. Вот с ними труднее всего, а это ваше затворище пройти полбеды — ткнул да прошёл.
— А если бы не прошёл? — спросила Алина. — Лежал бы сейчас под пеленой что мороженая туша на леднике, а оно бы тебя грызло.
— Значит, судьба. Должен был я до вашей деревни дойти. Не век же ледяной пакости дорогу затворять.
— Судьба, — согласилась Алина и вдруг принялась рассказывать, что от родителей слыхала, и что самой видеть довелось: — Затворище оно с севера приползло. Говорят, там всегда морозно было, вот и зародилось оно там. Когда зародилось и отчего, этого уже никто не скажет. А только стало людей с родным мест гнать. Кто уйти не хочет или не может, того пузырём накроет, вот как дядьку моего. Старики рассказывают, что прежде наши и на полуночь ездили хлебом торговать. Город там стоял названием Северск, люди железом торговали. И сейчас кой у кого из наших ножи да серпы остались северской работы. Сносу им нет. А сам Северск так и сгинул ещё в незапамятные времена. Подошло затворище вплотную, народ и разбежался кто куда. А теперь оно к нам добралось, только нам бежать некуда. Мы, заозёрские, всегда на окраине жили, а теперь нас от остальной страны отгородило, так и пропадаем одни. А озеро было у нас доброе, я его хорошо помню. Рыбы много было, птицы. По весне, как затворище озеро накрыло, птицы летят стаями и горят одна за другой. Я уж и плакать не могла... Особенно лебедей жаль, лебедей у нас много водилось.
— Это там, что ли? — Гэр вскинул руку, указывая в вечерний сумрак.
— Ну да. Ты старым трактом прошёл, через лес, а озеро левее будет. Там дорога и по сей день не заросла, под пузырь уходит, — Алина поёжилась, вспомнив, как катилось по этой дороге одинокое колесо. «В ледяную пыль перетёрло», — прозвучали в душе только что слышанные слова.
— Схожу завтра к вашему озеру, посмотрю, что там сталось, — произнёс Гэр как бы самому себе.
— Только пелены не касайся! — встревожено сказала Алина. — Один раз с рук сошло, второй может и не сойти. Затворище, небось, зло на тебя, ты уж судьбу не искушай.