Там тепло, там мой папа
Шрифт:
– Так, что у нас завтра в планах… – Гульмира выдворила хвостатого из кухни и закрыла за ним дверь. – Поедем на Коктобе, но сначала баурсаки, ты же хотела.
Да, Анна мечтала о бешбармаке и баурсаках, потому в разговорах неоднократно их вспоминала. Столько лет прошло, а вкус до сих пор не забылся. Подруга, как мощный компьютер, хранила в голове всю информацию.
– Куда ты скажешь, туда и пойдем. Только давай насчет денег решим. Везде платим пополам.
– Да ладно тебе, у меня все под контролем! – отмахнулась
– Не ладно, так не пойдет. Я уеду, а ты зубы на полку положишь. Завтра обменяем рубли на тенге и закинем тебе на карту.
Гульмира зевнула.
– О, кажется, чай начинает действовать. Хорошо, я же знаю, ты не успокоишься. Обмен так обмен.
– Слышишь? – вдруг спросила Анна.
– Что?!
Гульмира застыла на полпути к новому зевку, прислушиваясь к звукам из недр квартиры. Кот, что ли, творит какую-то пакость…
– Не слышишь? – снова прозвучал вопрос.
– Да не слышу я ничего.
– Эх ты, а я слышу. Меня ласково зовет императорская кровать!
11 июля
Понятное дело, утром никакой йоги опять не случилось. Из ранее намеченных ритуалов соблюдался только кофе. Анна возилась с туркой, попутно выясняя у дочери, как у них с котом дела.
– Уничтожил очередное зарядное устройство, – сообщила она Гульмире, которая возникла на кухне, растрепанная, как домовенок Кузя.
– Вредитель. А ты знала, что кошка – единственное животное, которому разрешено входить в мечеть?
– Надо же. А собаки?
– Балда, я говорю, что единственное, а ты про собак спрашиваешь. Что у нас сегодня?
– «Баварский шоколад».
– Наливай!
Судя по погоде, день обещал быть жарким. Ну, а как иначе – середина июля. Потому опять запаслись бутылками с водой и направились в сторону парка 28-ми панфиловцев. По дороге Анна напомнила про обменник.
Перед поездкой она озвучила девиз отпуска: «Не усложняй!» То есть никаких сложностей ни себе, ни другим. Это касалось и материальной стороны. Поэтому успокоилась она только тогда, когда рубли превратились на тенге и перекочевали на карту Гульмиры.
В парке уже носились бегуны, все, как один, с особенным выражением лиц, сосредоточенные и одухотворенные. По дорожкам, никуда не торопясь, гуляли вездесущие голуби и бодрые старушки с палками для скандинавской ходьбы.
– Вот, смотри. А нас даже на йогу утреннюю не хватает, – попеняла Анна.
– У нас каждый день марш-бросок, так что мы побольше их оздоравливаемся, – парировала Гульмира.
Аллея вела их к собору, который возвышался в центре парка среди легкомысленно трепещущей зелени. Его купол просвечивал золотистыми всполохами между ветвей, но, когда подошли ближе, Анна ахнула при виде открывшейся красоты.
– Хочу зайти в храм, поставить свечки.
–
Косынка, припасенная в сумке на случай солнцепека, пригодилась покрыть голову. Она перекрестилась, вошла в собор и сразу сунулась к стоящей на входе женщине с вопросом, можно ли сделать видеосъемку. Та благосклонно позволила. Хотелось запечатлеть внутреннее убранство и показать потом родственникам на Урале. «Милостью Божьей оказалась я тут. Спасибо». Молиться Анна не умела, главным в общении с Богом считала искренность слов. Поставив свечи за здравие и за упокой, вышла на улицу. Гульмира топталась неподалеку, спрятавшись под деревом.
– Ты бывала внутри? Видела, какое там великолепие? – Анна говорила тихо, не хотела расплескать умиротворение.
– Да, видела. Между прочим, это одна из самых высоких деревянных церквей в мире, построена из тянь-шаньской голубой ели.
От храма аллея привела их к Вечному огню, у которого лежали три гвоздики. «Все верно, – подумалось Анне. – Для памяти не нужна строго отведенная дата».
Какое-то время они еще покружили по парку. Беспощадное июльское солнце все-таки вылавливало их на открытых участках и обрушивало на головы свой жар.
– Чудесное место, – сказала Анна. – Ты постоянно говоришь о ваших парках, хочется в каждом побывать.
– Куда успеем, туда обязательно сходим. Ой, смотри!
В паре метров от аллеи детвора тянула ладошки к дереву, по которому вниз головой, цепко хватаясь за кору, спускалась белка. Брала угощенье и устремлялась вверх, распушив хвост.
– У нас их много в парках, вольготно им тут, – сказала Гульмира. – Кстати, на работе одну мадам белка укусила.
Анна, которая в этот момент припала к бутылке с водой, поперхнулась от смеха.
– Почему ты решила, что это кстати? – спросила она, вытирая подбородок. – Такая идиллическая картинка, а ты вдруг вспоминаешь покусанную коллегу!
– Не знаю, – Гульмира пожала плечами. – Теперь, как вижу белку, всегда вспоминаю ту бедолагу. Тоже пошла покормить, сделать доброе дело, а та возьми да цапни ее за палец.
– Кошмар!
– По правде говоря, так себе тетка, так что белка это почувствовала. Но я сама после той истории побаиваюсь их. Мало ли, что у них там, в маленьких головушках.
Вверх по проспекту Достык, что означало «дружба», они потопали к кафе национальной кухни.
– Баурсаки там с пылу с жару, – объяснила Гульмира выбор места.
– Веди, моя звезда, я за тобой. Знаешь, что поняла? Показывать город должен тот, кто здесь живет. И, конечно, его любит.
– Истину глаголишь! Сейчас поедим и поднимемся на фуникулере на Коктобе.
При слове «фуникулер» Анна дрогнула, потому что боялась высоты. Что такое Коктобе, она не знала. Значит, скоро выяснит!