Там, вдали...
Шрифт:
— Подробней немного.
Ивлев подробно все рассказал, назвал фамилии, какие знал.
— А жена, думаешь, не причастна?
— Нет, уверен. Просто прятали у нее, она не знала.
— Н-да-а, — начальник долго смотрел в окно. — Ну ладно. Спасибо. Не боишься?
— Чего?
— Ну… могут ведь прийти за этим, — начальник показал глазами на товар. — Такими кусками не бросаются.
— Ничего.
— Вызывать будем…
— Понимаю.
Недели
Ивлева раза три вызывали к следователю. Один раз он встретил там Шкурупия. Тот нисколько не изменился, смотрел маленькими умными глазками спокойно, даже весело.
«Крепкий, черт», — подумал Петр.
Шкурупий обрадовался, увидев Ивлева.
— Вот! Пусть он подтвердит! — воскликнул он, показывая на Петра пальцем. — Помнишь, я на вашей свадьбе ударил одного? Он еще полез на тебя драться… Семен-то!
— Ну, — Петр хорошо помнил и Семена и то, как Шкурупий ударил его.
— Так он теперь все на меня валит. Ты ж понимаешь!.. Гад какой — мстит!
Ивлев посмотрел на следователя. Тот рылся в бумагах и, слушая Шкурупия, чуть заметно улыбался.
— Часто вы видели у себя дома этого человека? — спросил он Ивлева.
— Раза четыре.
— Он ничего не приносил с собой? Или, может, уносил…
— Что он, дурак, что ли, при мне приносить.
— Он действительно ударил Семена?
— Да.
— За что?
— Ну, тот развозился… хотел действительно кинуться на меня…
— А чем вы объясняете такое заступничество?
Ивлева стали раздражать вопросы следователя.
— Просто он боялся лишнего шума, неужели не ясно?
Шкурупий угрожающе посмотрел на Ивлева. Того этот взгляд обозлил.
— По-моему ты у них главный был, — сказал он, глядя на Шкурупия. — Хочешь на Семене отыграться?
Шкурупий только хмыкнул, покачал головой.
— На самом деле ни за что посадят… От народ!
— Уведите, — велел следователь милиционеру.
Шкурупия увели.
Следователь нахмурился, долго копался в бумагах.
— Мне надо сказать вам…
Ивлев похолодел от недоброго предчувствия.
— Что?
— Жена ваша тоже замешана.
— Да что вы!
— Да.
— И она… сидит сейчас?
— Нет, она пока не сидит. Сидят вот такие, вроде Шкурупия.
— Как же это так-то? — Ивлев расстегнул ворот рубахи. — Как же так?
— Пугаться не надо, — успокоил следователь. — Преступление не такое уж… — он показал рукой, — не очень большое. Хранение, перепродажа…
Ивлев налил из графина воды, напился. Глубоко вздохнул.
— Черт возьми!.. Никак не верится. Она тоже продавала?
— Хранила ворованное.
— Так она же не знала! Я сразу говорил…
— Знала.
— Вот это номер…
— Зайдите к
Ивлев прошел в кабинет начальника милиции.
— Узнал? — спросил тот, увидев взволнованного Ивлева. — Садись.
— Может, она врет? Чтобы тех выгородить. А? Она такая — на себя…
— Нет, не врет.
— Сроду не думал.
— Если б думал, не сообщил бы?
Ивлев помолчал и сказал честно:
— Нет.
Начальник кивнул головой.
— Ты сам откуда?
— Из-под Барнаула… За хранение ворованного что бывает?
— Тюрьма.
— Значит, посадят?
— А как же?
— И сколько дадут?
— Немного, наверно… Для первого раза.
«Все. В тюрьме она окончательно свихнется, — думал Петр. — Сам в яму толкнул».
— А ничего нельзя сделать?
Начальник прикурил от зажигалки.
— А что можно сделать?
— Черт возьми совсем! — Ивлев тоже достал папиросы. — Испортится она там.
— Ну… это напрасно. Ты где работаешь?
— В СМУ-5.
Помолчали. Начальник задумчиво смотрел в окно, трогал пальцами гладко выбритый подбородок.
— Знакомые есть в городе?
— Нет. А что?
— Так… — начальник поднялся. — До свиданья. Если почувствуешь, что… следят… следит кто-нибудь — сразу скажи. Могут попытаться отомстить. С женой… тут сам решай. Лучше всего бы уехать сейчас отсюда. А если захочешь найти потом — найдешь, поможем. Как считаешь?
— Никак не считаю: все из головы вылетело. Я думал, она не виновата. Нет, пока не уеду, — Ивлев встал. — До свиданья.
— Будь здоров.
Ивлев вышел из милиции… Остановился, долго соображал: что делать? Из головы все вылетело. Пусто.
«Что делать? Что делать?» — терзал он себя. Шел, как ночью: ждал, что сейчас оборвется и будет долго падать в черную какую-то, гулкую яму. «Нет Ольги. И не будет. В тюрьме». От этой мерзкой мысли хотелось завыть.
Дома в двери нашел записку:
«Не радуйся сильно, свое получишь. Скрываться бесполезно — смерть будет тяжелее».
«В смерть балуются, — равнодушно подумал Петр. — Всякая гнида хочет быть вошью».
В комнатах холодно, пусто… Петр включил свет, не раздеваясь лег на кровать лицом вниз. Подумал, что надо бы запереться, но лень было вставать. Страха не было.
«Пусть приходят. Пусть казнят».
Захотел представить человека — автора записки. Всплыло лицо, похожее на лицо Шкурупия.
«Посадить тебя, паскуда, задом в навоз и забивать осиновым колом слова твои обратно тебе в глотку. Чоб ты наелся ими досыта и никогда больше не выговорил».
Опять потянулась бесконечная ночь. Часа в два Петр встал, нашел письма к Ольге с родины, списал адрес и составил телеграмму ее отцу. Он знал только, что отец работает председателем колхоза.