Там, за горизонтом
Шрифт:
– Солнцев! – учительница на слух опознала юмориста.
– Что сразу Солнцев?!
– Дорогой, – плеча Михаила коснулась ухоженная женская рука.
– Да, дорогая? – обернулся он к супруге.
– Дай мне фонарик, а то у моего аккумулятор садится. Мы с Катей прогуляемся наружу, чтобы ты нас по тёмным углам и отноркам не ловил, да и насмотрелись мы уже, надоело.
– Хорошо, – переглянувшись с Катей Фурцевой, Михаил отдал Наталье один из запасных фонарей. – Мы тоже скоро пойдём, а то шашлыки остынут. Сын, дай тёте Кате свой фонарь, а себе забери её. Твой лучше светит. Нехорошо будет, если мама и тётя Катя где-нибудь навернутся сослепу.
Сашка
Забрав фонарь, жена ушла.
– Не бойся, мы не заблудимся и на первый этаж не полезем, – наказав детям слушаться отца и ни на шаг не отходить от последнего, усмехнулась на прощанье Наталья.
Не успели Николай Топоруков и Михаил расставить отпрысков для коллективного снимка на фоне лаза, ведущего к четвёртому залу, как до ушей всех присутствующих со стороны входа в пещеру донёсся нутряной, вызывающий мурашки человеческий крик – резкий, пронзительный, словно кричащего пилили тупой пилой или жгли раскалённым железом. Застыв на одной ноте, этот не крик, а скорее обречённый животный вой, резко оборвался.
– Мяу! Мяу! – ударив по ушам в наступившей тишине, одновременно зацарапались котята во внутренних карманах куртки.
– Так, дети, сидите здесь! – приказал Михаил. – Николай, за мной!
– А что нам делать? – из-за темных каменных колон, подсвечивая фонарями, показались перепуганные школьники во главе с учительницей.
– Будьте здесь, мы за вами вернёмся. Коля, не спи, шевели мослами!
Тишина давила. Скрывшись за подрагивающими лучами фонарей и обмотавшись мантией тьмы, она всей массой шорохов, сдавленным учащённым дыханием, который подгоняет адреналин в крови, давила на психику.
Каждый шаг, скрежещущий по каменной крошке, каждое эхо перепуганных детских голосов, долетающее из враз помрачневших глубин пещеры, словно пенопластом по стеклу или наждачной бумагой чесали по оголённым нервам.
Михаил весь превратился в слух, выверяя каждый шаг и предварительно заглядывая за каждый каменный выступ или поворот извилистого хода, соединяющего второй и первый залы.
– Что там? – Странно было слышать в густом мужском басу дрожащие нотки.
– Ничего, Коля, пусто. Не ссы, прорвёмся. – Михаила крайне нервировал Николай, отчаянно пыхтящий позади.
И так нервы что-то ни к чёрту, так ещё этот мастодонт добавляет.
Остановившись перед выходом в первый зал, из которого до входа вела прямая кишка, Михаил посветил фонариком в сторону школьного друга. Вид Николая не впечатлял: здоровенного мужика сковал страх. И так чувствуешь себя засунутым прямиком в дешёвый голливудский ужастик, в котором безмозглые герои прутся не пойми куда, так ещё помощничек абсолютно не вызывает доверия. Кто бы знал, что Топоруков для разведки не годится от слова совсем. В горы с таким, а тем паче в гору, лучше не ходить. Пацаном он смелее был. Интересно, куда всё с возрастом делось?
Топоруков не шёл – тащился, волоча за собой ноги.
Вот он споткнулся о какой-то торчащий из каменной тверди наплыв и сам себе засветил фонарём в лицо.
Ослеплённый, вместо того чтобы остановиться, он сделал несколько торопливых шагов вперёд, всем телом налетев на Михаила и чуть не сбив того с ног.
– Твою… Осторожно! – охрипшей змеёй прошипел Михаил, схлопотав локтем в ухо.
– Я… – залепетал Топоруков.
– Головка немытая! – вызверился Михаил. – Топор, смотри, куда прёшь. Иди вперёд, я за тобой.
– Не пойду, – посиневшими губами прошептал Николай. – Я вообще темноты и пещер боюсь! Какого икса я с вами… с тобой… зачем я сюда попёрся?! – скатился он в натуральную истерику.
Навалившись на ледяную стену, Топоруков замер, как вкопанный, всем своим видом показывая, что отсюда его бульдозером не сдвинуть. Если только бездыханное тело выволочь. Дышал он с задержками, с присвистом выдавливая воздух из лёгких, зрачки его расширились, из-за чего казалось, что чёрная пелена полностью заволокла глаза.
– Япона мама, – досадливо сплюнул Михаил.
Никтофоба 4 ему сейчас как раз для полного блезира не хватало, да ещё с отягощённым клаустрофобией анамнезом.
– Дурдом на выезде, б…, ладно, сиди здесь.
– Нет! Я с тобой!
Покрывшись мелкими бисеринками пота, Николай с трудом отлип от стены. Перспектива остаться одному во враждебной пещере его совсем не вдохновляла. Находясь в метре от школьного товарища, Михаил смог разглядеть вставшие дыбом волоски на кистях рук и запястьях, торчащих из рукавов камуфлированной куртки. Николая потряхивало, мышцы его лица подёргивало в произвольном порядке, крылья ноздрей широко раздвинулись, а губы конвульсивно двигались, как у человека, который задыхается.
4
Никтофобия – боязнь темноты, ночи. Является самой распространённой фобией среди взрослых и детей.
– А ну успокойся! – хлёсткий звук пощёчины вспорхнул под каменные своды. – Успокойся, я сказал! – второй смачный шлепок по левой щеке остановил безостановочное вращение глаз. – Ты меня, сука, бойся! – Михаил ещё раз, с оттягом, от всей души вмазал по левой щеке клаустрофоба, долгое время скрывавшего свою фобию. – Я тебя здесь закопаю, если ты, падла, сейчас в себя не придёшь. Я тебя, урюк сушёный, собакам скормлю.
Николай ссутулился, втянув голову в плечи и выставив перед собой руки в защитном жесте. Старый друг, оскаленное в гневной гримасе лицо которого было подсвечено снизу фонарём, казался намного страшнее окружающей тьмы и замкнутого пространства. Надломленная психика нарисовала настоящее чудовище, готовое сожрать любого встречного. В отличие от человека, котята донского сфинкса во внутренних карманах куртки Михаила вели себя на удивление тихо. Михаил знал, что школьный кореш трусоват, но требовалось дожить до седых волос, чтобы понять насколько. Трусоватый подлец. Тут он поймал себя на том, что, вмазывая бодрящие пощёчины, испытывал некое удовольствие и удовлетворение. – Успокоился?
– Да, да, да… Не надо больше…
– Вот и ладненько, а ты не доводи меня до греха, я и не буду. Слушай меня, Коля, и всё будет хорошо. Держись позади. Скоро мы выйдем на улицу, там солнышко, понятно? – как маленькому, говорил Михаил.
– Понятно, хорошо, я за тобой пойду.
– Шевелись! – рыкнул Михаил, делая шаг в первый зал.
– Что это?
Совершенно забыв о своих фобиях, Николай в три прыжка выскочил вперёд, протягивая руку к странному светло-неоновому свету, который заливал вход в пещеру и небольшой пятачок первого зала. Создавалось впечатление, будто какой-то придурок не от здорового ума вплотную подогнал машину ко входу в пещеру и врубил фары с ксеноновыми лампами.