Там, за синими морями… (дилогия)
Шрифт:
– А козе теперь... кирдык! – снизошла до объяснений Ингора. – На ней теперь вся та дрянь висит, которую наши разлюбезные жрецы на город спустили. Так что жить ей осталось самое много полчаса. А ты что, никак козу пожалела, девочка? Так ты лучше о тех подумай, кого эта коза от смерти спасла!
Лика понимала, как это глупо, но ей правда до слез было жалко козу. Но сказать это вслух значило нарваться на очередное нравоучение и рассуждение на тему «какая она дура». Поэтому она спросила совсем не о том, о чем что хотела:
– А разве чуму наслали жрецы?
Ингора посмотрела на нее,
– А кто же еще?
Дальше спрашивать было бессмысленно. Далира, Ингора и Делка повернулись и пошли к городским воротам, которые в это время года почти не охранялись по причине малочисленности желающих посетить столицу и навещались стражей только за тем, чтобы утром открыть, а вечером закрыть тяжелые, обитые кованным железом створки.
Лика так и не двинулась с места.
Она смотрела на козу, которая уже еле брела, пошатываясь, в лес, вероятно рассчитывая спрятаться в нем от жестоких людей. Наверное, по-своему она была права. Иногда лучше волки, чем люди.
Лика сама не поняла, что она сделала и о чем думала, когда делала. В ней словно что-то проснулось. Волосы на голове зашевелились, а рукам стало жарко. Лика опустила глаза и увидела, что по пальцам стекает мягкий голубоватый огонь. Ей почему-то совсем не было страшно. Она, откуда-то зная, что нужно делать, подняла ладони вперед, и в то же мгновение с ее пальцев сорвалась шаровая молния размером с яблоко и ударила в почти скрывшуюся за деревьями козу.
Раздался треск и грохот. Коза жалобно закричала, из нее повалил дым, а из дыма где-то за гранью слуха, но тем не менее довольно отчетливо послышалось злобное рычание.
Вскоре дым развеялся, и коза, после попадания в нее шаровой молнии вдруг переставшая хромать, со всех ног рванула за деревья. Но Лика этого уже не увидела.
Она пришла в себя всего через несколько минут и заозиралась, не сразу вспомнив, где находится. Вокруг нее сидели все три ведьмы, бросая на нее испуганные и озадаченные взгляды.
– Где ты этому научилась? – внимательно рассматривая Ликину ладонь, спросила Ингора. – Сколько живу, никогда такого не видела!
– Я нигде не училась! – Неизвестно чего испугавшись, Лика выдернула руку из коричневых морщинистых пальцев старой ведьмы.
– Ладно, не хочешь, не говори, – не стала настаивать Ингора, с кряхтением поднимаясь с колен. – Только... Ты же ведь в храме не регистрировалась? – Лика покачала головой. – Тогда мой тебе совет – не суйся. Они с тебя с живой не слезут, пока все не выкачают. Насчет нас можешь не беспокоиться, ты нам помогла, а мы своих не выдаем. Ну, вставай, пошли!
Ее проводили до дома и в целости и сохранности сдали на руки Дорминде. При этом Далира, когда Лика ушла к себе, настоятельно порекомендовала пожилой служанке не лезть к девчонке с вопросами и не ставить в известность ее хозяина об этой прогулке, тем более что именно это было ей запрещено.
Явилось ли это следствием естественных причин или странная ворожба оказала такое действие, но с этого дня чума в городе пошла на убыль. Правда, уходя, она все-таки зацепила кое-кого своим крылом, и от этого жизнь Лики снова изменилась.
Во-первых, несмотря на все Ликины наговоры, заболела Дорминда. Она слегла на следующий день после того, как Лика приняла участие в изгнании чумы, и это было еще более обидно тем, что у Лики не было никакой возможности ее навестить, чтобы обновить наговор. Дорминду сразу же забрала к себе дочь, которая не желала видеть рядом со своей матерью какую-то рабыню. (У нее что, родственников нет, что ли?)
Во-вторых, заболел отец Пилы. Об этом сообщила сама Пила, которая, невзирая на запрет, все-таки забежала на минутку, возвращаясь с рынка. Она была сама не своя от беспокойства, потому что уже немолодому Возгону становилось все хуже и хуже.
На Лику свалилась куча домашних обязанностей, которые она до этого выполняла только под чутким руководством Дорминды. Она сначала несколько растерялась, но потом поняла, что все не так страшно. Пожилая служанка уже многому ее научила, хотя и критиковала каждые пять минут, но вскоре Лика с удивлением обнаружила, что справляется совсем неплохо. Трудно было только ходить на рынок без сопровождения и моральной поддержки в лице Дорминды, Пилы или Неты. Ее одиночество многие парни и мужчины воспринимали как приглашение, что для Лики было очень неприятно. Она стала возвращаться с рынка окольными путями, но и там умудрилась вляпаться в историю.
Как-то, с трудом пробираясь по узкой кривой улочке, сильно пахнувшей нечистотами, она услышала позади конский топот. Надо сказать, что по этой улице и пешком-то идти было скользко и неудобно, а уж конь и вовсе был здесь лишним. Да еще и скачущий галопом. Испугавшись, что ее попросту затопчут, Лика буквально вжалась в стену дома. Мимо нее, всего на расстоянии локтя, на бешеной скорости пролетел огромный черный конь. Резко остановился, взбрыкнул, встал на дыбы, и всадник, который и так еле держался на нем, свалился, перевернулся через голову и полетел прямо под ноги Лике. Взвизгнув, она отпрыгнула, он прокатился мимо и, ударившись головой о стену, застыл в нелепой позе.
Конь, избавившись от седока, спокойно ускакал.
С трудом переведя дух, Лика подошла к упавшему и перевернула его на спину. С удивлением она увидела, что это был совсем молодой человек, почти мальчик, черноволосый, с юным суровым лицом. На его теле видимых повреждений не было, но лицо было в крови. Лика подняла его голову и огляделась по сторонам.
– Помогите! – закричала она. – Ну хоть кто-нибудь!
Ответом было мертвое молчание.
Старые каменные дома безмолвно таращили на нее пустые черные глазницы окон с выбитыми стеклами.
Она посмотрела на лежащего перед ней юношу. Кровь вытекала из длинной раны на голове, проходящей через лоб и висок и терявшейся в спутанных черных волосах. Она застонала от отчаяния. Ей казалось, что его жизнь вытекает из него вместе с кровью, а вокруг не было никого, кто смог бы ему помочь. Скинув капюшон, она стащила с шеи свой вышитый шарф и стала перевязывать ему голову. Она еще не закончила, как вдруг он пришел в себя и посмотрел на нее ярко-синими глазами.
– Ты кто? – спросил он, пытаясь пошевелиться, и застонал от боли.