Тамбур
Шрифт:
Характеру нее испортится потом — эдак года через два после официальной регистрации брака, когда она убедится, что окончательно победила. А сейчас ты обязана ее превзойти. Господи, как противно! Но.., необходимо".
Голубкин доел пиццу и отодвинул тарелку, расписанную кетчупом. Од, и в самом деле, заметно повеселел.
Юлия наблюдала за ним со скрытой иронией.
— Ну а теперь поговорим, — предложил тот. — Вы принесли журнал, как я просил?
— Начальство мне сказало, — Юлия полезла в объемистую сумку. —
— Дайте посмотреть, — Голубкин вцепился в листы бумаги, которые протянула ему женщина. — Это те три звонка? От молодого парня, в ночь с четверга на пятницу?
— Мне в ту ночь звонили несколько молодых парней и еще куча всякого народу, — насмешливо ответила женщина. — Но я полагаю, что выписала правильно. Уж очень они выбивались из общего потока.
— А голос был один и тот же? — Голубкин поднял голову.
— Он шептал. Но шепот был один и тот же.
— Шептал… А зачем ему шептать? — пробормотал следователь как бы наедине с собой.
— Может, боялся кого-то разбудить? — предположила она. — Так часто бывает, если звонят тайком от семьи.
— Он жил один.
Произнеся эту фразу, Голубкин будто опомнился и снова уткнулся в исписанные листы.
— Итак… Это еще четверг. Первый звонок был в двадцать три часа пятнадцать минут. Вы точно указываете время?
Юлия пожала плечами:
— По возможности точно. В принципе это не важно.
— В данном случае…
— Ну вот для ваших данных случаев мы время и указываем, — улыбнулась она. — Хотя редко случается давать показания. У меня это впервые.
Голубкин забормотал поднос: "Двадцать три пятнадцать… Время разговора — пять минут… Тема — "не с кем поговорить, зачем вы смотрите «Чужих»…
Он изумленно поднял глаза, а женщина кивнула:
— Я в самом деле смотрела «Чужих». Без звука, разумеется. И еще очень удивилась, как меня вычислили. Впрочем, те, кто звонит, часто ревнуют психолога ко всем проявлениям жизни. Им кажется, что те отвлекаются и халтурят. Хочется, чтобы психолог достался только им, родным.
— Так…. Его раздражало, что вы смотрите «Чужих»… А далее у вас запись — «Убили человека».
— Я хотела бы уточнить, — перебила Юлия. — Он сказал «кажется, убили человека». Это была такая странная оговорка!
— Тут не написано — «кажется», — Голубкин вчитался в текст. — А он так сказал?
— Да. И еще он говорил — я не записала, — Юлия все больше волновалась, — «у меня кое-что случилось». Это я пропустила тогда мимо ушей, а теперь вспомнила — Точно — «у меня»? — Голубкин торопливо делал пометки на листе. — Он так и сказал?
— Точно. Скажите мне все-таки, что случилось?
— Убили человека. Его соседа по тамбуру. И не «кажется», а точно.
Юлия
— А кого? — решилась она спросить.
— Ну, вряд ли вас это коснется, — невнимательно ответил следователь, продолжая изучать записи. — Так… Разговор прерван. Вы даже не успели дать совета.
Второй звонок в два часа тридцать пять минут. Верно?
— Да. И снова то же самое — не с кем поговорить, вы все бездушные, вам нет до меня дела, смотрите себе телевизор… Только тогда он уже стал говорить, что покончит с собой. Простите, я все-таки глотну кофе!
Юлия резко встала и пошла к стойке. Пока барменша в красном чепчике возилась с кофейным аппаратом, женщина напряженно обдумывала ситуацию. Собственно, и кофе-то она заказала больше для отвода глаз, чтобы выиграть время. Ей вдруг стало страшно — не за себя, не за то, что может наговорить лишнего — чего ей бояться? Она — свидетель. Но этот молодой человек…Что с ним? Что он сотворил с собой и с кем-то еще?
«Он же не в себе! — рассуждала Юлия, терпеливо дожидаясь, когда ей подадут чашку кофе. — Может быть, была одна пустая болтовня. Сколько таких случаев! А я, вот так, сразу, написала на него целый донос. Нужно узнать о нем! Возьмут и посадят, а голос такой несчастный…»
Дольше медлить было невозможно — кофе, поставленный на стойку, дымился и остывал. Юлия взяла чашку и вернулась за стол.
— Он жив? Вы сказали мне вчера вечером, что жив.
— Да, парень в полном порядке. Я вот смотрю третью запись, — озабоченно проговорил следователь. — И что-то не понимаю. Время звонка — три часа десять минут. Тема разговора — Данте. Это что?
— Да то, что он принялся читать мне стихи. Цитаты из Данте, из «Божественной комедии», — пояснила женщина. — Не помню уж, сколько. Дайте взглянуть…
Да, четыре цитаты. Точнее, четыре с половиной, потому что под конец он стал надо мной издеваться, что я не помню начала поэмы. Произнес только первую строчку.
Ее-то я как раз помнила. Да это все знают! «Земную жизнь пройдя до половины…»
— И мне читал стихи… — задумчиво проговорил Голубкин. — Уже в больнице. Что-то про любовь.
— А! — воскликнула женщина. — Вот это? "Любовь, любить велящая любимым, меня к нему так властно привлекла, что этот плен ты видишь нерушимым.
Любовь вдвоем на гибель нас вела". Это самое?
Следователь взглянул на нее с уважением:
— Да, точно так и читал. Я сразу подумал, что с парнишкой будут большие проблемы.
— Но почему? — Юлия глядела на него, чуть нахмурившись. — Парень любит поэзию. Никому не запрещено цитировать Данте. Между прочим, после этих звонков я сама просмотрела книгу и нашла все цитаты.