Тамерлан. Потрясатель вселенной
Шрифт:
Легенда гласит, что Тимур в это время играл с Шахрухом в шахматы. Увидя бородатого турка, величественного даже в несчастье, он поднялся и пошел навстречу ему. Мрачное лицо его озарила улыбка.
— Недостойно, — вскричал Баязед, у которого в достатке было и гордости, и мужества, — насмехаться над тем, кого сокрушил Аллах!
— Я тому улыбнулся, — неторопливо ответил Тимур, — что Аллах отдал мир во власть хромому, как я, и кривому, как ты.
Затем серьезным тоном добавил:
— Совершенно ясно, что ждало бы меня и моих людей, если б ты одержал над нами победу.
Баязед промолчал. Тимур велел
Тумены Тимура отправились преследовать остатки турецкого войска по всем направлениям до моря. Нураддин, захватив Бурсу, столицу Османов, отправил эмиру сокровища Баязеда и многочисленных красавиц его гарема. Хроника сообщает, что татары нашли их искусными в музыке и танцах. В лагерь Тимура воины возвратились с богатой добычей. Было устроено, как всегда в таких случаях, пиршество, на сей раз приправленное женщинами и европейскими винами.
Баязед получил приглашение и вынужден был явиться. Его усадили рядом с Тимуром, и старый татарин приказал, чтобы принесли захваченные в Бурсе парадные султанские одеяния. Угрюмый турок поневоле надел украшенный драгоценными камнями тюрбан и взял в руку золотую булаву, символ его побед.
Наряженному таким образом Баязеду стали предлагать его собственное вино и наркотики, к которым он пристрастился. Но султан не прикасался ни к чему. У него на глазах его красивейшие, раздетые донага женщины прислуживали победителям.
Среди них он видел свою любимицу, Деспину сестру павшего Петра Сербского — христианку, к которой он был так привязан, что не заставил ее принять ислам.
Султан вынужден был сидеть молча, спокойно, а в клубах благовоний двигались белые фигуры женщин, которых он совсем недавно держал в объятьях — которых выбрал по своему вкусу во многих покоренных землях. Среди них были черноволосые армянки, прекрасные черкешенки, пышнотелые русские красавицы и ясноглазые гречанки. Они никогда не показывались за стенами гарема.
На Баязеда были устремлены глаза восточных властителей, любопытные, насмешливые, нестерпимые. У него появился повод вспомнить о тех письмах, которые он год назад писал повелителю этих татар. Неистовая гордость султана не давала проявляться бешенству, сжигавшему его, будто лихорадка. Но есть он не мог.
Смотрел ли Тимур с безразличием, может, с легкой пытливостью на царственно разодетого Баязеда? Считал ли, что воздает своему выдающемуся пленнику честь? Или это празднество было утонченной насмешкой? Никто не знал, и султана, казалось, это не заботило. Потом он услышал бой татарских барабанов, неистово взревели трубы, и степные певцы запели победную песню.
Баязед продолжал держать в руке золотую булаву, его могучее тело сотрясала мучительная дрожь. Но когда татары приказали войти своим баядерам, певицам, и велели им петь турецкие любовные песни, воля Баязеда сломилась. Встав, он указал в сторону выхода.
Султана отпустили, двое
Потом Тимур приказал отправить Деспину к Баязеду и сказать, что он возвращает султану любимую жену.
Так закатилась звезда Молниеносного. Силы его были подорваны невоздержанностью, тяжким испытанием той битвы, гордость была сломлена, и через несколько месяцев он скончался.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
У ВОРОТ ЕВРОПЫ
Поражение турок было столь сокрушительным, что второй битвы не потребовалось. Анкара сдалась, Бурса и Никея были взяты натиском шедших в погоню татар. Побережье Малой Азии по всем сторонам полуострова кишело бегущими турками, возглавляли беглецов сыновья султана, паши и беи. Рыбацкие лодки и прогулочные барки переправляли целые толпы их на острова, даже греческие и генуэзские галеры помогали остаткам султанской армии, перевозя их в Европу.
Что побудило христиан способствовать в бегстве своим прежним угнетателям — неясно. Возможно, деньги; возможно, то была старая политика греков заигрывать со всеми державами. Их агенты раньше предлагали Тимуру помочь золотом и кораблями, если он выступит против Баязеда, и их двуличие разъярило старого татарина, особенно когда они отказались переправлять его тумены вслед за турками.
Через месяц в Азии не было ни единого вооруженного турка. С другой стороны, и ни единого татарина в Европе. Самаркандские всадники подъехали к проливу, посмотрели через него на золотые купола Константинополя. Проскакали по давно погребенным развалинам Трои, где некогда шла война за Елену Прекрасную. Затем обнаружили в Смирне крепость рыцарей ордена святого Иоанна. Стояла зима, сезон проливных дождей, однако Тимур, узнав, что крепость в течение шести лет выдерживала осаду Баязеда, отправился взглянуть на нее.
Христианские рыцари в этой крепости — стоявшей на холме у самой бухты — отказалась сдаться. Тимур осадил ее, строил деревянные платформы над водой и прикрывал своих землекопов стрелами и метательными снарядами с лигроином. Стал строить мол, чтобы перегородить узкий вход в бухту. Через две недели европейцы не выдержали и прорвались к бухте, пока выход в море не оказался закрыт. Около трех тысяч рыцарей устремилось к кораблям, отгоняя мечами и веслами несчастных жителей города, пытавшихся следовать за ними. На другой день показался шедший на выручку флот с Родоса.
Когда галеры с рыцарями приблизились к берегу, расположившиеся в крепости татары приветствовали их жутким образом. Заложили в катапульту голову убитого крестоносца и выстрелили ею в ближайший корабль. Христианский флот повернул обратно, и татары покинули Смирну, оставив на память две пирамиды из отрубленных голов.
Покидая Малую Азию, два особо разыскиваемых владыки, Кара-Юсуф и султан Ахмед, бежали разными путями. Повелитель Багдада нашел убежище при дворе мамлюков в Египте, туркменский хан предпочел Аравийскую пустыню. Она оказалась безопаснее двора. Египет, открытый теперь татарскому вторжению, поспешил послать изъявление покорности и предложение дани, имя Тимура стало произноситься на общественных богослужениях. Несчастного Ахмеда заковали в цепи и бросили в тюрьму.