Тамерлан
Шрифт:
Ситуация изменилась в Исфарайине, и никто не знает почему. Город находился в руках у Амир-Вали, владетеля Мазандерана, чьи территории простирались южнее Каспийского моря, и служил ему передовым постом. Разумеется, местное население исповедовало суннизм, и его отношения с сербадарами-шиитами были натянутыми; однако, чтобы объяснить, по какой причине Великий эмир так жестоко с ними расправился, этого явно недостаточно. Возможно, поводом послужило поведение Амир-Вали: узнав, что дни Хорасана сочтены, сей государь привел в состояние боеготовности Астарабад, Бистам, Дамган и Семнан. Тимур узрел в этом провокацию. Дотоле широкомасштабного сопротивления он не встречал, но меры, принятые хозяином Мазандерана, весьма походили на соответствующую подготовку; ни для кого не было секретом,
Если, как мы предполагаем, Великий эмир тогда пощадил Ургенч, то это значит, что именно в Мазандеране он впервые приступил к систематическим разорениям; так, неожиданно, террор вновь стал тем, чем являлся при Чингисхане, то есть инструментом войны. Амир-Вали поспешил уведомить, что в самое ближайшее время явится для того, чтобы, согласно протоколу, «поцеловать край царского ковра». Сам собой напрашивался вывод: массовое избиение является средством, вполне окупающим затраченные силы. Желая отдохнуть от совершенного подвига, войско отправилось на ближнее пастбище, где можно было откормить лошадей.
Мятежи
Аннексия, даже приветствуемая частью населения, нередко находящейся на содержании врага, не может не вызывать тревоги у соседних государств или не возбуждать недовольства в самой аннексированной стране. Очень скоро становится понятна цена утраченного, и иностранная оккупация быстро превращается в тяжкое бремя даже тогда, когда она казалась желанной. Вот и Герат, как на жертвеннике, сжег свои стены, казну и честь; судьба других городов была не более счастливой. Противникам Великого эмира оставалось только воспользоваться создавшимся положением; и они подняли голову: так что до финала игры было далеко. Али-бек Тусский от стыда за то, что так быстро примкнул к Тимуру, не находил себе места. Амиру-Вали было совестно за то смущение, в какое его привело избиение исфарайинцев. Жестокости были привычны, но они никогда не свидетельствовали в пользу тех, кто их совершал. Гиятаддин знал это из опыта, полученного в Нишапуре.
Зимой 1381/82 года, воспользовавшись тем, что Тамерлан находился в Трансоксиане, где умерла его любимая дочь, что привело его в глубочайшее отчаяние, тюрко-монгольские эмиры сделали попытку объединиться и стряхнуть с себя чужеземное иго. Али-бек поднял восстание в Калате, тогда как Амир-Вали стал угрожать Себзевару. Сербадары, единственные хорасанцы, сохранившие верность Великому эмиру, послали в Самарканд гонцов с тревожной вестью. Тимур ответил, что его армия уже находится в пути. Амир-Вали, окруживший тесным кольцом обескровленный Себзевар, который приготовился было просить пощады, бежал, объятый паническим ужасом. Али-бек остался в одиночестве, но его город Калат, равно как и Туршиз, вселил в его душу надежду. Это были те орлиные гнезда, коих так много тогда было в Иране и которые считались неприступными. Быть может, таковыми они являлись для армий, не обладавших снаряжением, которым располагало джагатайское войско, а также не имевших в своих рядах горцев, знавших, как взбираться на скалы и крепостные стены, и специально обученных подрывников. Были сделаны подкопы, приступом взяты стены, пробиты бреши; и вот, без особых усилий, Тимуровы ратники овладели первым из упомянутых городов. Второй же сопротивлялся так хорошо, что Тамерлан, умевший ценить мужество, гарнизон помиловал и предложил ему встать под его знамя. Плененного Али-бека увезли и чуть погодя умертвили. [71]
Ход последующих событий прослеживается с трудом. Великого эмира можно было видеть
То, что получило название гератского мятежа, в прямом смысле слова таковым не являлось. Некие банды афганцев, выходцев из-под Гура (который был свидетелем расцвета эфемерной империи Гуридов, чей минарет, находящийся в Джаме, об этом напоминает), овладели столицей Хорасана. Имеется более или менее полная уверенность в том, что им помогала часть населения. Народ переменчив, за что, бывает, платит дорого. В тот раз Мираншах истребил народу великое множество. По его приказу из отрубленных голов возвели несколько «башен». Такого за Тимуридами еще не водилось. Обвиненный в участии в смуте Гиятаддин получил приказ умереть вместе с семьей.
Вскоре бунт потряс Систан, за что на него обрушились (1383) репрессии дотоле невиданные. О наказании, которому подвергли Себзевар, толкуют почти все жизнеописатели Тимура, допуская путаницу, уже раскрытую выдающимся русским востоковедом Бартольдом и позже — во второй раз — Жаном Обеном. Это событие произошло не в столице сербадарской «республики», а в одноименном городе, более известном как Исфизар и находящемся южнее Герата, на Фарахской дороге. Там вперемешку с кирпичами и глиной сложили тела двух тысяч живых пленников с целью построить из них несколько «минаретов». Систан от ужаса содрогнулся. [72]
Чудовищный поход Тимура продолжался. Страна была обречена на разорение, полное и окончательное. По меньшей мере так говорят. Ее метрополия, Зарендж, сопротивлялась отчаянно, но тщетно. Она пала, а ее население вырезали поголовно: и мужчин, и женщин, и юношей, и старцев, и грудных младенцев (начало декабря 1383 года). Древнюю, как мир, плотину, удерживавшую воды Хильманда, разрушили на всей ее огромной протяженности, и вся оросительная система была выведена из строя. На земле найдется не много мест, познавших такие опустошения; Тимур же, воспользовавшись тем, что страна как бы застыла в изумлении, спокойно вступил в Кандагар, а потом несколько месяцев отдыхал в Самарканде. Хорасанский мятеж был подавлен.
Новый поход на запад
Мираншах, недавно ставший отцом Халиля (1384), который впоследствии заставил о себе говорить, ратоборствуя в Иране, отвоевал Султанию. Чем далее, тем становилось очевиднее, что Тамерлан не удовольствуется завоеваниями в странах, соседствовавших с Трансоксианой, и постарается подчинить себе Иран целиком. Пока что он намеревался соединиться с сыном, находившимся в только что занятом городе. Его первоочередной задачей было свести счеты с тем, кто ему когда-то бросил вызов, то есть с Амир-Вали, и отомстить которому он еще не успел.
Султания, севернее которой находился Мазандеран, — область, основную территорию которой занимала затопляемая Прикаспийская долина, — покоилась под защитой остроконечных вершин Эльбурса, девственных лесов и дикого зверья; она же представляла собой отличный плацдарм и контролировала все коммуникации этой провинции Внутреннего Ирана. Амир-Вали мужественно оборонял каждую пядь своей территории, начиная с Атрака и кончая ее древними лесами. Тимуру приходилось тяжело, так как многочисленные препятствия ожидали его повсюду, и в любой момент он мог подвергнуться внезапному нападению или удару из засады. Как-то ночью его едва не захватили врасплох. Трансоксианская кавалерия практически была парализована. И все же Великий эмир взял верх. По вступлении его в Астарабад, чье население, включая «младенцев в колыбелях», было истреблено, Амир-Вали, спасаясь, сбежал в Азербайджан (конец ноября — начало декабря 1384 года). Завершив поход, Тимур как всегда вернулся в Самарканд. [73]