Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья
Шрифт:
Во все времена человек испытывал сильную тягу к посещению мест, которые были отмечены как арены великих и прославленных событий либо как места жительства выдающихся личностей. Действия этих естественных чувств еще более сильны, когда они совмещаются с религиозными убеждениями, и возникает уверенность, что культовый объект получает удовольствие от этого акта поклонения и верующему тем самым обеспечивается его благосклонность. На этом основывается паломничество, то есть практика совершения дальних путешествий к известным храмам и другим местам религиозного поклонения, которое присутствовало в мире во все времена. В самые отдаленные периоды мифологической истории Греции, когда историческая правда никого не беспокоила, а сейчас угадываются лишь обычаи и образ мыслей жителей тех времен, постоянно упоминается теориа (от греч. созерцание. – Пер.), то есть паломничество в Дельфы, происходившее в жизни героев, поэтому с уверенностью можно сделать вывод, что во все времена оно было частью образа жизни греков. В Индии в наши дни ежегодно фиксируется несметное число паломников к храму Джаггернаут, а
Страна, которая была свидетелем жизни и смерти их Бога, естественно, приобрела особое значение в глазах ранних христиан, многие из которых, более того, были евреями по рождению и всегда смотрели на Иерусалим с благоговейными чувствами. Все к тому же путали, как это, к сожалению, стало весьма обычным в более позднее время, Старый и Новый Завет и не понимали, что первый был всего лишь «скудным вкраплением» по сравнению с последним, и полагали, что политические и экономические нормы, придуманные для одной-единственной нации, населявшей один небольшой регион, были обязательными для всей христианской церкви, которая должна была по замыслу объединить всю человеческую расу. Многие обряды иудаизма поэтому соблюдались христианами. Этим, возможно, мы в значительной степени можем объяснить быстрое распространение практики паломничества в Святую землю и убеждений в его эффективности.
Жестокое обращение с паломниками было давно известно, и некоторые из благочестивых святых отцов в молитвах и письменно отговаривали их от этого обычая. Но все красноречие и пиетет были бесполезны и не в состоянии остановить поток, когда люди верили, что воды Иордана имеют способность смыть любой грех, и для этого даже не нужно искреннее покаяние. Церковь, по мере того как все больше разлагалась коррупцией, в житейском плане поступала все более здравомысленней и, взяв пилигримов под свою защиту, сделало паломничество одной из своих штрафных санкций. Теперь грешнику приказывалось совершить путешествие в Святую землю как средство избавления души от бремени его, возможно, многочисленных пороков. С каждым годом число паломников увеличивалось, при этом растущее преклонение перед реликвиями, из которых привезенные из Святой земли считались самыми сильнодействующими, стимулировало паломничество еще больше, добавляя прибыль в качестве побудительного мотива. Небольшая сумма денег, вложенная в приобретение преимущественно поддельных реликвий, в обилии продававшихся в Иерусалиме, приносила до тысячи процентов по возвращении пилигрима в родную страну. К паломнику, куда бы он ни пришел, относились с уважением и благоговением, как к особому любимцу Всевышнего, допущенному им к высочайшей почести посещения священных мест, частичка святости которых должна была перейти к ним.
XI век стал временем очень активного паломничества. Странное недопонимание значения одной из частей Библии привело людей к вере, что 1000-й год должен стать временем второго пришествия Христа и Страшного суда. Поскольку полагалось, что долина Иосафат должна была стать местом этого ужасного события, то же чувство, которое заставляет людей в наши дни утешать свои души мыслью о том, что покаяние на смертном одре в глазах Всевышнего окажется равноценным всей жизни, проведенной в смирении и добродетели, подвигало очень многих на путешествие в Святую землю с верою в то, что данное проявление любезности, чем это являлось, со стороны доселе нерадивых слуг будет положительно воспринято их Господом и обеспечит им снисходительность с Его стороны до начала Суда. Поэтому паломничество чрезвычайно усилилось. Обманувшиеся ожидания, когда назначенное время прошло, а Сын Божий так и не появился в небесах, не остановило его, а, напротив, стало дополнительным импульсом, и в течение следующего столетия караваны пилигримов приобрели такие размеры и силу, что заслужили название «армии Господни», став предшественниками первого и величайшего Крестового похода.
Действительно, вера в то, что паломничество в Иерусалим является благим и даже обязательным делом в глазах Всевышнего, столь же прочно укрепилась в сознании каждого христианина, независимо от чина, как необходимость и польза посещения Каабы в Мекке представляется последователям Мухаммеда. В условиях состояния умов европейцев, пришедшего в тот период в упадок, паломничество представлялось соответствующим избавлению от всех грехов. В качестве подтверждения этому можно рассказать о паломничестве двух известных личностей тех времен. Первое произошло в IX веке, второе – в XI.
Во время правления Лотаря I, сына Людовика Благочестивого, одного дворянина из Бретани по имени Фротмонд, который убил своего дядю и младшего брата, начали мучить угрызения совести за совершенные преступления. Приняв вид кающегося грешника, он предстал перед монархом и собранием прелатов и признался в содеянном. Король и епископы сразу заковали его в железные цепи, а затем приказали во искупление своей вины отправиться на Восток и посетить все святые места одетым в грубые одежды и с помеченным пеплом лбом. В сопровождении своих слуг и соучастников преступления бретонский феодал направился в Палестину, куда он благополучно и добрался. Во исполнение предписаний своего суверена и церкви посетив все святые места, он пересек Аравийскую пустыню, которая была местом скитаний израильтян, и вступил в Египет. После этого он прошел часть Африки и добрался аж до Карфагена, откуда поплыл в Рим. Там, проконсультировавшись, папа посоветовал ему совершить второе паломничество, чтобы завершить процесс очищения и получить надлежащее отпущение всех его грехов. Фротмонд вновь отправился в путь и, исполнив все необходимые действия в священном городе, продолжил путешествие к берегу Красного моря и там на три года поселился на Синайской горе. По прошествии этого времени он совершил путешествие в Армению, посетив гору, на которой покоился Ноев ковчег. Теперь, когда его грехи были искуплены, в соответствии с представлениями то го времени, он вернулся на родину, где был встречен как святой и своим жилищем избрал Редонский монастырь. Там он провел оставшиеся дни и умер, оплакиваемый своими братьями [68] .
68
Михауд. История Крестовых походов.
Фульк де Нерра, граф Анжуйский, пролил немало невинной крови. Свою первую жену он сжег заживо, а вторая его жена была вынуждена искать спасения от варварской жестокости мужа в Святой земле. Фулька преследовала ненависть окружающих, и наконец пробудившаяся совесть вызвала в его взбудораженном воображении образы погибших от его рук, которые встали из могил, проклиная его за преступления. Возжелав избавиться от своих невидимых мучителей, граф облачился пилигримом и двинулся в Палестину. Бури, с которыми он столкнулся в сирийских морях, показались его грешной душе инструментом Божественного возмездия и усилили его рвение к покаянию. Благополучно добравшись до Иерусалима, он рьяно занялся искуплением своих грехов. Он бродил по улицам священного города с веревкой на шее и избиваемый розгами своими слугами, повторяя следующие слова: «Боже, сжалься над неверующим, клятвопреступившим христианином, над грешником, странствующим вдали от своего дома». В течение своего пребывания в Иерусалиме он раздавал щедрые подаяния, помогая нуждающимся пилигримам и оставляя многочисленные следы собственной набожности и необычайной щедрости.
Каким бы глубоким ни было раскаяние графа, оно не помешало ему совершить небольшой благой обман. Изобретательным способом он обвел вокруг пальца нечестивых, озлобленных, богохульных сарацин, пытавшихся заставить его осквернить Гроб Господень. Как рассказывается в летописях, когда он лежал распростертый перед священной могилой, ему удалось отколоть от нее драгоценный камень, который он привез с собой назад на Запад. Вернувшись в свое герцогство, в замке Лошез он построил церковь по подобию храма Воскресения Господня в Иерусалиме, в которой ежедневно со слезами вымаливал Божественное прощение. Но спокойствия он все еще не находил. Его продолжали преследовать все те же ужасные видения, и герцог еще раз посетил Святую землю и показал пример верующим строгостью епитимьи. Возвращаясь через Италию, он избавил верховного понтифика от опасного врага, разграблявшего его владения, и благодарный папа римский взамен даровал ему полное отпущение грехов. Фульк привез с собой в Анжу огромное множество реликвий, которыми он украсил церкви Лошеза и Анжера. А его главным занятием с этого момента стало строительство крепостей и монастырей, из-за чего он получил прозвище Великого Строителя. Его вассалы, которые возносили хвалу небесам за произошедшие с ним перемены, почитали и любили герцога. Ответственность за грехи была устранена средством, которое, как тогда полагалось, обладало высшей силой действия. Тем не менее надзиратель, помещенный Богом в человеческое сердце и заставить замолчать которого ничто не в силах у человека в здравом рассудке, не унимался. Святая земля в третий раз увидела герцога Анжуйского поливающим Гроб Господень своими слезами и сызнова страдающим из-за своих проступков. Он в последний раз выехал из Иерусалима, поручив душу молитвам своих набожных собратьев, в чьи обязанности входило принимать пилигримов, и обратил свои стопы к дому. Но Анжу он никогда более не увидел. Смерть внезапно настигла его в Меце. Его тело было перенесено в Лошез и захоронено в церкви Гроба Господня.
Этих примеров, думаю, достаточно, чтобы показать, каково было мнение о действенности и полезности паломничества в Святую землю во времена, которые здесь описываются. Здесь имеются убедительные доказательства того, что даже в умах правителей и прелатов, высшей и наиболее просвещенной прослойки общества, существовало твердое убеждение в том, что это помогало освободиться от вины за самые тяжкие преступления, включая даже убийство. И никто не будет оспаривать, что духовенство извлекало выгоду из невежества людей, делая паломничество инструментом расширения собственной власти и влияния. Доказательством тому послужило бы невежество людской натуры в целом, а также нравов и поведения романских церковных иерархов в тот, а можно даже сказать и в любой период своего существования. Насколько бы распутной жизнь многих из священнослужителей ни была, они никогда не ставили под вопрос истинность догматов своей религии. Даже великий и дерзкий Григорий VII в разгар, как нам представляется, своих самонадеянных и где-то даже неблагочестивых инициатив ни на секунду не усомнился в том, что проводимый им курс является единственно верным и имеющим одобрение Небес. Духовенство, как и светские люди, было твердо убеждено в пользе паломничества. И у тех и у других уверенность в этом сама собою укреплялась пропорционально степени невежества верующего. Тогда можно было видеть огромные толпы людей всех сословий, обоих полов, священников и мирян, ежегодно направляющихся к могиле Христа.
Необходимо разъяснить, каково было основание появления идеи, что существует право, и это будет справедливым, вернуть терпимым сарацинам Святую землю, которая теперь была в руках фанатичных турок. Этим основанием был, как уже говорилось выше, дух феодализма, то есть дух того времени, а не его проявление, получившее название «рыцарство».
Религия, какими бы ни были ее истинные природа и особенности, всегда примет окрас и настроения тех, кто ее исповедует. Ничто не может проиллюстрировать верность данного постулата сильнее, чем история христианской религии. Любой, кто откроет Священное Писание и прочитает его непредвзято и без предрассудков, сразу же обнаружит рассудительную и пылкую набожность, активную добродетельность, высокую нравственность, возвышенное пренебрежение к препятствиям мирской жизни, подкрепленное ревностным отношением к исполнению всех социальных обязанностей, что внушается на каждой его странице. Тем не менее на Востоке эта религия переродилась в малодушные самоуничижительные суеверия и метафизические мелкие споры, которые велись с невероятной ожесточенностью религиозной нетерпимости, в то время как на Западе она приняла вид ярого фанатизма и посчитала меч более весомым инструментом обращения, чем увещевания и убеждение. Эта разница, на первый взгляд столь странная, возникла из-за отличия социального положения и политического устройства народов Востока и Запада во времена, когда они приняли христианство.