Танцующая с Ауте. Трилогия

Парфенова Анастасия Геннадьевна

И тем не менее, я не любила это место. Терпеть не могла. За все время своего правления едва ли провела две ночи под этой крышей, предпочитая шаткую, похожую на гигантскую иглу, башню на окраине города. Слишком много призраков витало среди этих древних стен.

Я запрокинула голову, разглядывая взмывающие ввысь сводчатые потолки, чуть выступающие ребра стропил, великолепную рельефную резьбу, еще более элегантную в своей однотонности. Это было место славы, место великой истории и великой красоты. Чудовищно помпезное, однако удивительно гармоничное. Как бы мало эль-ин ни разбирались в архитектуре, даже мы вынуждены были признать, что Зимородок, создатель этого удивительного строения, был гением.

Сердито тряхнув головой, я решительно направилась к одной из лестниц. Не доходя до белоснежных, в серебряных прожилках, ступеней, вскочила на полукруглую площадку.

– В галерею.

Площадка под моими ногами взмыла в воздух так плавно, что движение совсем не ощущалось – силовое поле удерживало тех пассажиров, которым бы вдруг вздумалось упасть. Стремительный подъем, затем дуга по одному из коридоров, и лифт остановился перед просторной, освещенной лучами солнца анфиладой. Я спрыгнула на пол, спиной ощутила, как с трех других точно таких же платформ беззвучно и стремительно спрыгнули три эсбэшника. Не оглядываясь на этот эскорт, пошла вперед.

Должно быть, смертные были весьма озадачены целью моего пребывания здесь. В их обществе не принято выдавать такие полномочия только затем, чтобы посмотреть достопримечательности, но ни один не выразил желания уйти, оставив странную посетительницу творить, что ей вздумается, в Императорском Дворце.

Мне, честно говоря, было глубоко плевать, что они делают и что думают. Я медленно переходила от одной картины к другой, прищурившись разглядывала статуи, пыталась уловить закономерности в орнаментах и окантовке. Этому меня научила Нефрит: если хочешь познать человеческую душу, взгляни на то, что они называют искусством. Здесь, в легендарной галерее императорского Дворца, было собрано то, что этот народ считал слишком ценным, чтобы выставлять на всеобщее обозрение. Конечно, всегда можно было залезть в информационную сеть, изображение этих шедевров было бы передо мной, но сейчас важно было даже не само изображение, сколько мельчайшие детали, следы, оставленные авторами: призрачные эмоции, запечатленные в красках, дереве, камне.

Я смотрела на причудливые плоды людской фантазии, вглядывалась в сюжеты, в сочетание цветов, чувств и символов. Попыталась сымитировать пару поз, хмуро покрутила запястьем, стараясь добиться того странного положения кисти, что так точно было поймано у одной из фигур голографической композиции. Здесь, в этих бредовых, на мой взгляд, вещах, отражалось, точно в кривом зеркале, сознание людей. То, что художники и сами в себе не подозревали, о чем не догадывались и зрители, когда любовались произведениями художников. Нефрит назвала бы это архетипом. Я предпочитала более емкий термин «человеческие бзики»: оба названия были одинаково условны.

Что-то потихоньку начало проясняться. Когда я прошла мимо третьей картины, изображающей один и тот же сюжет, в голове начала оформляться некая, пока еще смутная идея. Называлось сие помпезное и проникновенное произведение «Освобождением» и изображало один из ключевых моментов Великого Мятежа. Беркут Ай-013-Оливо, Великий и Непобедимый, врывается с отрядом преданной гвардии в подземные лаборатории, дабы уничтожить ученых, разрабатывавших военно-шпионский проект, с которого, собственно, и началась Оливулская Империя. А сгорбленный годами человек, бывший, если подумать, отцом и создателем всей этой генетически модифицированной ватаги, стискивает в старческих пальцах бластер, который он минуту спустя сам передаст Беркуту и из которого и будет застрелен. Я подозревала, что оружие старый ученый отдал, польстившись на обещание сохранить ему жизнь, и дальнейшим развитием событий был неприятно удивлен. Но легенда упрямо твердила, что были у него благородные мотивы, невыносимая вина, что даже была произнесена проникновенная речь про грехи и искупления. Ну-ну. Что-то слишком цинична стала я в последнее время. Совсем разучилась смотреть на мир с доверием.

Хотя, если подумать, смотреть на мир с доверием я никогда и не умела. Ну и Ауте с ним.

Еще с полчаса бродила по бесчисленным комнатам этого гигантского музея, скромно именуемого галереей. Разумеется, не успела увидеть и десятой доли того, что здесь было. Потом, поняв, что дальше метаться среди старой рухляди бесполезно, переместилась в дворцовую библиотеку, где, презрев универсальные биоэлектронные носители информации, два часа ползала среди старинных, напечатанных на традиционной бумаге книг.

Сопоставляла, думала, искала. Сценарий предстоящего представления начал более-менее оформляться, но моих знаний и интуиции явно не хватало, чтобы определить самое важное.

Что ж, обратимся за помощью.

Закрыла глаза, погружаясь в свою причастность к памяти и разуму народа эль-ин. Среди многоголосия живых, мертвых и тех, кому еще предстоит родиться, привычно отыскала призрачный отблеск той, что погибла многие годы назад. Нефрит арр Вуэйн. Человек, женщина, Видящая Истину. Если кто и сможет подсказать…

Я швырнула зарисовку плана в собственное подсознание, давая материалам «повариться» в соку чужих воспоминаний, и минуту спустя перед моими глазами предстала все та же схема, но расцвеченная новыми оттенками смысла. Я подумала, кое-что изменила.

И повторила процедуру с самого начала.

В чем-то общение с Эль, богиней и памятью моего народа, было похоже на танец. Точно сон на заданную тему, вливаемый в твое сознание. Здесь я тоже приводила себя к единению с высшими силами Мироздания, становясь сосудом бушующей вовне энергии. Постоянство в движении. Только здесь «движение» относилось скорее к мыслям и образам, не требуя такой полной самоотдачи, как в танце с Ауте. В отличие от Бесконечно Изменчивой, Эль в чем-то знакома. Мое сознание является частью ее пугающе странного Я, как, впрочем, и сознание любого эль-ин. Нет необходимости каждый раз знакомиться со своей богиней заново.

«Не будь в этом так уверена, Тея. Я могу тебя и удивить».

Откуда-то из глубин подсознания дохнуло теплыми язычками зарождающейся злости.

Оп-с! Кажется, последняя мысль и впрямь была некорректна! Прошу прощения, о Божественная, разве может презренная, вот уже тридцать лет являющаяся твоей аватарой, позволить себе фамильярность?!

«Не остри».

Но гнев исчез из божественного голоса, остались только ворчливые нотки. Что ж, будем считать это извинением.

Сказать, что мы с моей богиней прекрасно друг друга понимаем, будет, наверное, преувеличением. Но, по крайней мере, с ней никогда не бывает скучно.

«Взаимно, Тея. Взаимно».

Гм. Ладно. С общим планом я в общих чертах закончила. Теперь…

Лопатками откинулась на спинку кресла, уперлась ступнями в стол и потянулась. Тело выгнулось дугой, затем медленно опустилось обратно на сиденье. Закинула руки за голову. Мне надо было подумать.

Как не хватало сейчас Шарена! Спросить бы у него совета, выслушать ироничный комментарий… Но мой наставник и проводник в мире смертных покинул этот мир. Как он и мечтал – в почтенном возрасте ста лет с приличным хвостиком, но не в постели с чьей-то молодой женой, а в результате покушения. Не зря хитрюга так не хотел снова впутываться в большую политику Ойкумены…