Танцующий в темноте
Шрифт:
Райф — лицо Matthews House, Inc. пока я сосредотачиваюсь на нашем списке, и по большей части это работает — я остаюсь в тени. Я не совсем общительный человек.
— Они хотят войти, — говорит Райф с довольным вздохом.
— С какого счета? — спросил я.
Я смотрю на часы, затем провожу рукой по рту, гадая, в моей ли комнате сейчас Эмми.
На моей кровати.
В моих простынях.
— Серебряный Джек. Но у меня такое чувство, что ты пришел обсуждать не это.
Я стискиваю зубы. Райф ухмыляется и складывает руки на столе.
— Надеешься,
Положив лодыжку на противоположное колено, я смотрю ему прямо в глаза.
— Теперь она моя, Райф.
Его глаза торжествующе вспыхивают.
— Я правильно…
— Прекрати нести чушь. Стелла уже давно поставила тебя в известность.
Его ухмылка становится шире в ответ.
— Я пришел сказать тебе сам, — я наклоняюсь вперед, гарантируя, что он сможет прочитать серьезность выражения моего лица, — чтобы я мог лично убедиться, что ты понимаешь, когда я говорю тебе не прикасаться к ней, черт возьми.
— Ну, теперь это не кажется справедливым по отношению к бедной девушке, — его голос сочится весельем. — Мы оба знаем, что ты не прикоснешься к ней. Ты собираешься заставить ее страдать только потому, что страдаешь ты?
Напряжение сковывает мои мышцы, а пальцы барабанят по кожаному подлокотнику.
— Если я не ошибаюсь, я единственная причина, по которой она не страдает прямо сейчас.
Райф на сантиметр подается вперед, так что мы на одном уровне.
— Да, и как это было для тебя? Когда она развалилась на части у тебя на руках.
Кровь приливает к венам, горячее пламя танцует под кожей, когда адреналин подскакивает.
Райф наклоняет голову.
— Осторожнее с ней, младший брат, или твой драгоценный контроль может просто лопнуть.
Мышца на моей челюсти дергается, и я провожу пальцами по нижней части подбородка.
Райф — единственный, кто не понаслышке знает, как близко я подобрался к Софии. То, как я по-детски убеждал себя, что я в некотором роде спаситель, обещания, которые я давал, чтобы вытащить ее оттуда, дать ей шанс вырасти и вести нормальную жизнь. Затем, как ее смерть полностью раздавила меня.
До того, как я нашел выход через секс и кровь.
Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать — они прошли в тумане экстаза. И мои братья — до того, как они юридически стали моими братьями — были так же глубоко на дне, как и я, когда дело касалось женщин. Для Гриффа и Феликса этого было достаточно на некоторое время.
Мне нужно было больше.
Мне нужен был красный.
Но я был не единственным, кто обнаружил вкус к крови много лет назад.
Однако различия между мной и Райфом огромны. Я могу быть расстроен, но я постоянно работаю над тем, чтобы направить свои побуждения в нужное русло. Это никогда не прекращается, самоограничение, потребность в большем.
Я не совершаю ошибок.
Когда Райф становится жестоким, по-настоящему жестоким, в этом нет ничего контролируемого. Это лесной пожар в залитом бензином лесу. Он уже стоил нам одной
Я не рискну еще раз оступиться. Не сейчас, когда я так близок к тому, чтобы каждый человек в нашем списке получил то, чего он заслуживает.
Я откидываюсь на спинку кресла, выдыхая сухой смешок.
— Ты знаешь, что не можешь вернуться в прошлое, Райф. Никто из нас не может.
Наконец, он перестает улыбаться. Черная нефть съедает его карие глаза.
— Нет, я не могу. Точно так же, как ты не можешь двигаться вперед. Ты тот, кто ты есть, Лукас.
Я прищуриваюсь, глядя на него, но в остальном сохраняю невозмутимое выражение лица.
— Мы все такие.
Через секунду он открывает ящик справа от себя и достает бумаги. Затем бросает их в корзину рядом с собой, наблюдая и ожидая моей реакции. Я прекрасно знаю, что это документ, который мы с Феликсом составили сегодня утром. Тот самый документ, на который он заключил гребаную сделку, чтобы прочитать.
Я двигаю челюстью — единственный признак волнения, который я позволяю себе проявить.
— Когда-то давно, — продолжает он, — тебе было наплевать на мое безумие, лишь бы я был безумным. Вспомни себя, Лукас. Когда-то мы были настоящими братьями, еще до создания империи. Два мальчика, которые видели друг в друге то, чем мы были, и никогда не должны были, никогда не хотели скрывать это. В конце концов ты потеряешь контроль, и когда ты это сделаешь — когда ты потеряешь все до последней крупицы, пока не перестанешь отличать красное от черного, правильное от неправильного — я буду здесь. Готовый поддержать тебя так, как это делал ты для меня.
Он наклоняется ближе, и мой взгляд угрожает прожечь его кожу.
— Потому что это то, что делают братья, блядь.
Аккуратно застегивая пуговицы на воротнике, я встаю. Секунду наблюдаю за ним, улавливая гнев, кипящий за его словами. Безумный блеск в его глазах, который мы разделяем.
Я наклоняюсь вперед и кладу ладони на стол.
— Не принимай наше братство за слабость. Я тот же человек, каким был, когда мы только вышли. Разница в том, что тогда я был мальчиком, который справлялся с чувством вины, поддаваясь каждому искушению. Близорукий, неподготовленный. Неподконтрольный. Я давным-давно превратился в мужчину.
Оттолкнувшись от стола, я засовываю руки в карманы и запрокидываю подбородок.
— Предлагаю тебе сделать то же самое.
Он встает, но я уже отворачиваюсь. У меня нет времени на его дерьмо. У нас есть жизни, которые мы можем разрушить, а время тратится впустую.
— Это только вопрос времени, когда она доберется до тебя, мой друг, — кричит он, когда я выхожу за дверь. — И я буду следить за каждым шагом на этом пути.