Танцующий в темноте
Шрифт:
Член оживает сам по себе, натягиваясь на полотенце, и этот факт только еще больше меня бесит. Мои плечи напрягаются, когда она шевелится и приоткрывает губы, ее сонный взгляд опускается вниз.
Мои глаза превращаются в щелочки.
У меня было много времени подумать во время моего сеанса терапии прошлой ночью.
После более чем десяти лет рабства моим демонам, я чертовски близок к тому, чтобы полностью избавить мир от Миши. Слишком близок, чтобы позволить банальным соблазнам вроде женщин заморочить мне голову. Райф может думать, что Эмми Хайленд другая — мой член, безусловно, согласен, — но на самом деле она просто женщина. Женщина, которая вытащила
Все остальное — это просто отвлечение. Отвлечение, на которое я больше не заинтересован тратить свое внимание. Райф может сделать это сам.
— Вставай.
Она вздрагивает от моего грубого голоса, но вскоре встает с кровати, спотыкаясь о скомканную простыню и едва успевая выпрямиться.
Я бросаю взгляд на ее шкаф. Ее очень временный шкаф.
Она понимает, о чем речь. Взяв то, что ей нужно на день, она прижимает вещи к груди и медленно поднимает на меня взгляд из-под длинных ресниц.
Вот и мышонок.
— У тебя пять минут, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Затем отправляйся в женскую половину, где с завтрашнего дня ты будешь завтракать вместе с другими секретаршами точно в восемь тридцать утра каждый день. Обри составила список задач для тебя и будет рядом с тобой с утра до вечера, и ты не сделаешь ничего, кроме перерыва в туалет, если она не рядом с тобой.
Я делаю паузу, давая ей время усвоить мои инструкции.
— Ты понимаешь?
Она облизывает губы и кивает.
— Да, сэр.
Черт.
— Четыре минуты.
Ее глаза расширяются, затем она проносится мимо меня и закрывает за собой дверь ванной. Цветочный аромат ударяет мне в ноздри, и легкие сжимаются от женственного запаха, витающего в воздухе.
У меня никогда не было женщины в моей комнате. Даже когда я их трахал.
Взгляд возвращается к смятым простыням на кровати. Скудное нижнее белье, висящее в ее шкафу. Бутылочка с контактным раствором стоит рядом с парой очков в черной оправе, которых я никогда раньше не видел.
Я потираю ладонью свежевыбритую челюсть, разочарование горит внутри и натягивает мышцы.
Я должен убираться отсюда к черту.
— Некоторые рождены для сладкого наслаждения.
Некоторые Рождены для Бесконечной Ночи.
— Уильям Блейк
Раздается тихий свист, когда я вхожу в столовую. Обри сидит одна за столом, закинув ногу на ногу, и ее рыжие волосы ниспадают на плечо. Ее голова наклоняется, когда она оглядывает меня с ног до головы.
— Хочешь сегодня выглядеть беззаботно, да?
— Прости, — бормочу я, игнорируя боль в лодыжке, когда
Она пододвигает ко мне полную тарелку еды, как только я сажусь рядом с ней.
— Проснулась поздно.
Ее губы изгибаются.
— Я заметила. Другие девушки закончили завтракать двадцать минут назад.
Вилкой я размазываю яичницу-болтунью по тарелке, обнаженный, мокрый торс Адама все еще насмехается надо мной. Его белое полотенце висело низко на бедрах, позволяя мне мельком увидеть твердую V-образную форму, скрывающуюся под ним. Я знала, что он накачан, я почувствовала это вчера, когда мои ладони были прижаты к его груди и прессу. Но это не то же самое, что видеть его обнаженным, наблюдать, как напрягаются мышцы на его теле, когда он замечает меня на своей кровати.
Одно это вызвало во мне волну теплого удовлетворения. И когда мои глаза опустились ниже, это только подтвердило, что, по крайней мере, часть его тоже хотела меня.
Но потом я снова посмотрела в его глаза. Они были такими же холодными, как окружавшая нас комната.
Он заявил на меня права.
Я принадлежу ему.
Так почему же он не берет меня?
— Важный вечер?
— Хмм? — я откусываю и смотрю на нее, медленно вспоминая, где нахожусь.
Она откидывается на спинку стула, все еще пристально наблюдая за мной.
— У тебя такой взгляд.
— Какой взгляд?
— Я называю это Эффектом Мэтьюзза.
Я делаю паузу на середине пережевывания, мои брови взлетают вверх.
— Что?
— Такое случается со всеми нами, — она подмигивает. — Ты скоро поймешь. А теперь поторопись. У нас есть работа, которую нужно сделать.
Эффект Мэтьюзза. Доедая завтрак, я думаю о Фрэнки.
Чувствовала ли она это тоже?
— Что это? — спросила я.
— Это, — бормочет Обри через мое плечо, ее глаза пробегают по бумаге в моих руках, — список твоих ежедневных обязанностей.
Мои брови хмурятся, пока я просматриваю контрольный список. Мыть посуду, подметать, мыть полы, помогать в приготовлении пищи и уборке.
Это вся домашняя работа. И все это на кухне.
Я выдыхаю и опускаю руки по бокам, все еще сжимая страницу.
— Вау.
— Проблема?
— Просто… не совсем то, чего я ожидала.
Обри хихикает и начинает идти мимо женской половины, я следую рядом с ней.
— Разочарована?
— Нет.
Может быть.
Она искоса смотрит на меня.
— Ты не обязана этого делать.
Когда я непонимающе смотрю на нее, она добавляет:
— Лгать. Здесь тебя никто не осудит.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Не думаю, что меня когда-либо кто-то не осуждал. Каждое движение, каждое сказанное слово. Каждая вещь, которую я рисую.
Для Фрэнки было то же самое, расти с мамой, но у нее было иначе. Ей нечего было скрывать. В ее голове не было монстров, которых нужно было заставить замолчать. Мама все еще ругала и наказывала ее, даже больше, чем меня, когда поняла, что для моей души надежды нет. Но это было всего лишь за то, что она была обычным подростком — тайком ходила на вечеринки, тусовалась с мальчиками. То, чего я никогда не делала. Шум, тренды, вынужденная светская беседа и улыбки — я никогда не могла к этому привыкнуть.