Танцуют все
Шрифт:
Встретились они в универсаме, где Вика выбирала рыбу для своего привередливого кота. Он любил треску, мог согласиться на пикшу, но, как назло, вчера в маленьком универсаму у дома Поляковых лежали лишь деликатесные сорта и мойва, от которой у котика жидкий стул.
Вспоминая, что в этом случае покупала бабушка, девушка так увлеклась, что на вопрос господи-на в сером костюме: «В Москве всегда проблемы с рыбой?» — согласно кивнула и вступила в длинную беседу о котовой диете.
У приезжего питерца тоже оказалась домашняя любимица — кошка Тита. Парочка поворковала у прилавка
— Надя, он завтра уезжает. А я, по-моему, влюбилась, — закончила свой сбивчивый рассказ Виктория.
Мы стояли за кустом сирени, Вика держала меня за руку потной ладошкой и умоляюще заглядывала в глаза. Бедняжка решила, что, наказывая Гошу за двухмесячный разрыв, я вознамерилась флиртовать с приезжим Илюшкой.
Чувствовала я себя паршиво. Но объяснять Вике, с какой радости вокруг ее друга выплясывала, не стала. Получится глупо и неубедительно. Легче списать на секундное помешательство.
Так и сделала. Удивительно, но Полякова поверила.
Усадив реанимированную Викторию в шезлонг, я обогнула по тропинке приятелей, собирающихся на реку, вошла в дом и заперлась в туалете. Для тягостных раздумий.
Итак, что мы имеем в балансе? К сожалению, ощутимое превосходство противной стороны.
Из всей нашей компании выбрали самую беззащитную и подставили ей ухажера. И выбор не случаен. Кто-то подсказал. К Голыптейн на рыбе не подъедешь, Синицина и вовсе отдельный разговор — непредсказуема, как прогноз синоптиков.
И что теперь сказать имениннику? «Пардон, Гоша, на твоем празднике филер?»
Лицедей из Понятовского аховый. Может себя выдать.
А я НЕ была в Питере и НЕ могу филера опознать.
Получается, что лицедействовать я буду в одиночестве. Если напряжется именинник, заметят все.
Пусть все остается, как есть. Илья приятель Вики, и только.
А как быть с Фоминой?
Не думаю, что Алиска залегла в кустах наизготове, но, как только жара спадет, она появится. И у меня есть несколько часов на изобретение сигнала «Не вылезай, убьет».
— Надежда, мы уходим, — раздался из-за двери голос Понятовского. — Тебя ждать? Или оставить ключи, ты двери запрешь и нас догонишь?
— Нет, нет, я с вами!
Затворничество в туалете и без того внимание привлекло.
Я быстро переоделась в купальник и, притворно морщась, вышла на крыльцо.
— Критические проблемы? — шепотом поинтересовалась Соня.
— Ну. Живот болит.
— Таблетку дать?
— Я уже выпила, — отмахнулась я и побрела в хвосте процессии.
Благодаря моей «болезни» и отсутствию Фоминой, Лина была вне конкуренции. Породиста, резва и беспечна, как свора борзых щенков. Накладные ногти от волейбола берегла, но за мячом носилась весьма грациозно.
Зачем ей математика?! Пошла бы в культмассовый сектор; закончила жизнь, владея сетью санаториев.
— Ревнуешь? — Ко мне на подстилку прилегла Сонечка и подставила солнцу упитанный животик.
— С ума сошла?! — возмутилась я.
— А что такая смурная?
За три года компания изучила меня достаточно. Косые взгляды друзей волновали меня мало, но вопрос Сони показывал, что до натурального вида Боткиной далеко. «Придется подстраиваться», — мысленно усмехнулась я и произнесла совершенно неубедительно:
— Ревность, Сонечка, атавизм. Я лишена реверсивных настроений, — и картинно зевнула. — Лучше скажи, Димон пишет?
Выпад был произведен грамотно. Гольштейн оставила в покое чужие переживания и углубилась в свои — воспроизведение письма Фурцева трехмесячной давности.
Это я уже слышала раньше, в начале мая, но сегодня Сонечкины слова звучали для меня иначе.
Глубинная разведка фурцевской квартиры придавала им глубокий смысл.
Илья и Вика устроились в тени на надувном матрасе. Лепнина мускулатуры питерца завораживала Викторию до окостенения. Боясь поверить своему счастью, девушка несмело водила пальчиком по выпуклому бицепсу и таяла под солнцем, как глыба векового льда.
Видимо, ненависть отразилась на моем лице, и Сонечка запнулась:
— Перестань, Надежда, перестань! Лина переживала ваш с Гошей разрыв наравне со всеми. А сейчас она просто веселится. Она… хорошая…
Браво, Гольштейн. За что всегда любили избранный народ, так это за терпение и мудрость. Годами ждать поцелуя, зубрить скупые строки, как Талмуд, и чувствовать себя в ответе за мир, доверенный господом. Тебе бы, Соня, наблюдательности и сарказма, была бы истинная дочь.
Волейбол на солнцепеке — занятие утомительное. Обмазанные защитными кремами, ребята один за другим окунались в теплую воду, не чувствуя облегчения, пили нагретую минералку, и постепенно все собрались вокруг нарезанных огурцов-помидоров, пучков зелени и вареных яиц.
Новорожденный Гоша достал из портативного холодильника банки с пивом, все чокнулись жестянками и выпили за дружбу.
Хороший тост. Илюша поддержал его без тени сомнений.
А я едва не поперхнулась.
С каждой минутой время, отпущенное до прихода Алисы, истекало. Просить ребят быть осторожными не имело смысла; просить парней притопить питерца тем более… Я прятала глаза за очками кота Базилио и изобретала сигналы для Фоминой, один невероятнее другого.
Повесить на ворота дорожный знак в виде кирпича: «Проезд закрыт»? Если пошарить в багажниках машин, что-то подобное разыскать можно… А вывешенный знак можно объяснить шуткой для соседей…
Но Алиса может прийти другим путем. Для Фоминой заборы не преграда.
Что делать?!
До встречи с Ильей я грела душу похвалами себе любимой. Не рассказывать имениннику о возможном предательстве одного из друзей — уже подарок. Достаточно того, что я измаялась.
И Гоша веселился. Не зная, как я напугана, разочарована и напряжена до тошноты. Скованность и молчаливость друзья списали на дурное самочувствие, излишне ядовитые редкие реплики — на ревность.
Но хитрые уловки Алису не спасут. Где-то невдалеке пасутся друзья Илюши. Они ждут сигнала: «Груз прибыл»— и готовят наручники. Или стволы…