Танцы на цепях 2. Уголь и Соль
Шрифт:
Тварь агонизировала, и через секунду к ней присоединились еще три собрата.
Температура повышалась стремительно. Колени Сольвэ подогнулись, и он рухнул на землю прямо со своей ношей, придавленный, буквально вбитый в кровавую тропу нестерпимым жаром, бурлившим в венах. Уголек хотела что-то сказать, но слова так и истлели на языке, сметенные горячей волной. Сердце болезненно трепыхнулось в груди.
– Остановись! Сожжешь же их нахрен.
– Я предупреждал, что не смогу себя контролировать!
– Тогда иди вон, я сама все сделаю!
– Не поднимешь ведь…
– Проваливай, и скажи Артумиранс держать проход открытым.
Над головой раздалось недовольное шипение, и чьи-то шаги у самого уха. Уголька аккуратно перевернули и коснулись щеки. Она едва разлепила глаза, но силуэт расплылся. Даже лицо не удалось рассмотреть.
– Не трогай, – сиплый шепот Сольвэ прозвучал где-то в стороне.
– Расслабься, иномирец. Потом мне спасибо скажешь.
Голос определенно был женским. Но задуматься об этом Уголек не успела.
Интерлюдия I
Впервые Ш’янт пришел в мои сны через месяц после побега из башни.
И стал частым гостем после этого. Точно знал, что я жду и засыпаю с предвкушением и опаской: а вдруг не явится сегодня?
В первый же раз Ш’янт в сон прокрался. Неуверенно и робко, будто прощупывал меня, хотел посмотреть, что его ждет. Подступал так и эдак, высматривал и запоминал.
Так вор входит в чужой дом.
Может, он тайно надеялся? Вдруг на таком расстоянии связь истлеет, и однажды я проснусь свободной? От подобных выводов меня бросало в гневную дрожь, ведь я могла совершенно точно сказать, что не хотела свободы. Я не хотела ее еще тогда, в Беренганд, хотя была слишком напугана и разбита, чтобы это признать.
Я стыдилась тяги к незнакомцу, стыдилась родившегося влечения, а шуточки Ш’янта только подливали масла в огонь. Мы знали друг друга несколько дней, а я готова была провести с ним вечность. Но поняла это куда позже.
Артумиранс не пыталась меня остановить, когда дни и ночи я просиживала над картами. Когда работала без еды и сна, чтобы собрать воедино все фрагменты разрозненного рецепта, позволявшего открыть врата в нужный мир. Чего только стоило этот рецепт найти!
Но однажды и у нее назрел серьезный разговор.
Провидица зашла в комнату без стука. Знала, что прятать мне нечего. Села на край кровати, пристально наблюдала, как заполняю дневник. Я старалась не пропускать ни дня. Мир быстро менялся. Куда быстрее, чем бежали строчки чернил по бумаге. Я не хотела забыть.
Была обязана все помнить.
– Я никогда не встречала таких упрямых людей, – сказала Артумиранс. Она улыбалась – я чувствовала это по интонации.
– Это укор? Или похвала?
– А ты как думаешь?
Я ненавидела эту игру в вопросы, и Артумиранс об этом знала. Но не упускала возможности не отвечать, а вытягивать ответы.
– Ш’янт бы меня точно не похвалил.
По комнате разлился тихий смех.
– Милая, он оставил свой мир. Пришел к людям без малейшего шанса на победу, бросился в лапы Первородной, готовый перегрызть ей горло или быть убитым. Не из-за власти или силы, а из-за мести за одну единственную женщину. Он настолько упрям, что даже умереть толком не мог, а так и завис между реальностями, пока я не собрала его дух здесь, в этой самой комнате. В плане упрямства он еще даст тебе сто очков форы. Но я хотела поговорить не об этом.
Артумиранс встала и подошла к столу. Я почувствовала, как тонкие пальцы сжимают плечи. Провидица поглаживала кожу, не прикрытую ничем, кроме двух тонких бретелек белой простой майки. Успокаивала меня незатейливой лаской.
– Прошло достаточно времени. Первое потрясение отступило. И мне нужно знать, что ты настроена серьезно.
– Не поздновато ли отступать? – хмыкнула я.
– Я хочу сказать, что одного упрямства недостаточно. Если работать на нем одном, то цель скоро станет неподъемным грузом, и ты захочешь его сбросить. Люди не железные. Им нужно что-то большее.
Я поджала губы, и Артумиранс заметила этот жест в зеркале, висевшем над столом.
– Сейчас самое время поладить с собой, детка.
– Я сожалею, – ответила тихо, а провидица нахмурилась, – сожалею, что не была сильнее. Сожалею, что не заставила его взять меня с собой, что не рядом сейчас. Видит Пожинающий, Ш’янту пригодился бы лишний клинок. Сожалею, что не сказала всего, что хотелось. Мне было стыдно, Артумиранс. Я своей тяги стыдилась. Не знала его – у нас было так мало времени. Я думала лишь о том, что со мной будет, упрекала его за то, что забрал силой имя. Упрекала заслуженно, но… – я обернулась и поймала ее взгляд, – знаешь, в чем ирония? Ш’янт единственный, кому было дело. Он видел во мне живого человека. Не сразу, конечно, но увидел потом! И не относился, как к кукле или сосуду для чужой души. Проклятье, он ведь мог меня бросить, понимаешь? Отдать имя и махнуть рукой! Сбежать, куда глаза глядят, но не сделал этого. Влез между мной и Первородной. Граци со мной не согласится, но я считаю, что Ш’янт этому миру ничего не должен.
– И что же сейчас? – осторожно спросила Артумиранс.
– Я знаю, что он ждет. Я знаю. Все это не случайно. Все, что произошло с нами – не ошибка. Он мой, – я позволила себе улыбнуться, – и я приду, чтобы сказать все прямо, слышишь? Я не боюсь. Мне не стыдно больше. Но ты ведь и так это знаешь, да? Книга никогда не врет.
Провидица сжала мое плечо, пробежала пальцами по затылку.
– Книга книгой, а я должна услышать это от тебя. Чтобы в самый ответственный момент ты не сошла с выбранной тропы, обрекая меня и Граци на смерть.
Я похлопала ее по руке и вернулась к дневнику. Мне предстояло еще многое записать.
Артумиранс какое-то время наблюдала, как перо скользит по бумаге, а потом ушла, оставив меня наедине с записями. В коридоре послышались голоса. Граци вернулся домой и что-то тихо спрашивал. Стало грустно от мысли, что это последний день, проведенный под родной крышей. Завтра на рассвете мы покинем город. Кто знает, вернемся ли сюда еще, ведь все изменилось. Мир уже совсем другой. Почему-то казалось, что сбежать в другую реальность – лучшее решение.