Танцы на льду
Шрифт:
Запиликал Валькин навороченный телефон. Щеглов снял трубку.
— Это тебя.
Через минуту я положил трубку на место.
— Ну, чудаки, предупреждал ведь: ничего в рот не брать. Как дети малые. Разнесли в пух и перья «Стикс», всех по полу разложили, но зачем опупен-то пробовать на зуб? Двоих то ли из ОМОНа, то ли из ОНОНа пришлось на «скорой» отправлять, чтобы желудки промыть. Иначе ведь втянутся. Ладно,
Михалыч сидит за своим столом и держится за голову. Увидев меня, он нервно дергается и вскакивает.
— Ага! Ты где был?
— Да у Щеглова сидел, с материалом обрешались.
— Ты что ж, умник, за адресную программу вчера дал?
У меня учащается пульс в предчувствии чего-то нехорошего. Так и тахикардию нажить можно.
— Из красной книги. Мне Черненко сказал, что у Маркова там контингент записан.
— Контингент, да не тот! — Михалыч барабанит костяшками пальцев по столу. — Тот контингент записан в зеленой книге. А в красной — стукачи и сочувствующие! Как мне теперь людям в глаза смотреть?! За то, что они нам помогали, им сегодня ОМОН ребра обломал! Хороша благодарность! Ты по своей территории всю агентурную сеть, годами создаваемую, на корню развалил! Будешь теперь заново организовывать. Черт, дал бы два-три адреса и хватит, так нет — почти всю книгу переписал.
— Я думал, чем больше, тем лучше.
Михалыч открывает было рот, но его прерывает телефонный звонок.
— Так, так. Понял. Молоток. Давай домой, отсыпайся. Если с женой возникнут неприятности, позвони, я объясню.
Положив трубку, Зимин меняется в настроении.
— Наконец-то. Я, честно сказать, и не надеялся. Молоток Витька, опер, что сказать.
Я ничего не спрашиваю, боясь опять навлечь на себя гнев. Михалыч, однако, завелся в положительную сторону и отвечает, не дождавшись вопроса:
— Наставник твой чего две недели из штопора не выходил? У нас тут рядом общаги рабочие. Какой-то упырь по вечерам караулил возле них баб одиноких. Там кочегарка есть. Он за нее тетку затащит, трахнет и замочит. Два эпизода за месяц. Витька тогда одну деваху из общаги склеил и к ней подселился. Деваха выпить не промах, Витьке тоже пришлось в роль вживаться. Хорошо, не впустую. Вычислил сегодня суку. Из той же общаги оказался. Вечером тормознем.
Михалыч довольно потер руки и принялся кому-то названивать, полностью забыв и про меня, и про красно-зеленые книги.
Я постоял немного и незаметно вышел.
Вечером я решил заглянуть к Татьяне. Вещей ее я пока не нашел, да и вряд ли когда найду.
Я и сам не знаю, зачем туда иду. Где-то чувствую себя виноватым, где-то жалею ее… Не знаю. Просто иду.
В цветочном магазине выбираю три розы в красивой упаковке, покупаю их и направляюсь к выходу. В дверях небольшая толчея, всем требуются цветы. Улыбнувшись полной даме, я делаю шаг за порог магазина, нога резко проскальзывает вперед, я падаю на шпагат, вою от боли и ударяюсь головушкой о стекло витрины.
Сволочи! Где дворник?! Связки растянуты, я даже подняться не могу. Сверху на лицо обрушивается град стеклянных осколков, больно царапая шкуру. Где-то за спиной охи и вздохи. Господи, который человек уже падает, помогите, помогите ему. Молодой человек, вы не ушиблись? У вас лицо в крови.
Розы лежат рядом на снегу в осколках стекла. Срочно вызвать гражданина Пикассо! Пейзаж пропадает.
Я кое-как поднимаюсь. Ко мне плывет женщина в платье со значком «директор». Сейчас придется оправдываться за их же разгильдяйство. Будто песка нет.
И тут краем глаза я замечаю, как молоденькая, симпатичная девочка, только что продавшая мне розы, крутит диск телефона… О Боже! А что я делал в магазине? Покупал цветы. Для кого? Для Татьяны. Какой Татьяны? У которой украли личное имущество, которое странным образом нашлось…
Это означает одно — бомба. На меня можно накопать. На всех можно накопать! Есть повод! Есть зацепка! Сволочи!
Эти бредовые мысли промелькнули в моей ушибленной голове за какую-то долю секунды. В следующее мгновение я отталкиваю полную даму, хватаю упаковку с розами и, несмотря на растянутые связки и опаснейший гололед, раскинув в стороны руки, со всех ног бегу, бегу, бегу…