Танцы на льду
Шрифт:
— Аркадий Андреевич, пройдемте. — Я кивком зову Блюминга в свой кабинет.
— Господи, ну что еще за чепуха, я опаздываю, — ворчит Блюминг и, потирая разбитый о витрину лоб, идет за мной.
— Я вас долго не задержу, — успокаиваю я его, лихорадочно соображая, что б такое ему нагрузить для придания нашей беседе более-менее здравого смысла.
— Присаживайтесь. — Я кладу перед собой остатки материала и сурово, по-чекистски смотрю на Блюминга.
— Все бы ничего, Аркадий Андреевич,
Жалко, вы не слышите. Коварное словечко «но» произнесено мною с ярко выраженным акцентом, заработанным при просмотре полицейских сериалов. С чувством, наполненным святой правотой своего дела и полным торжеством над противником. И само собой, в самый неожиданный для противника момент.
Блюминг убирает руку от лба и, кажется, хочет открыть ротик. Однако слова ему не давали.
— Вот тут объяснения некого господина Касторкина, который утверждает, что вы специально, в пьяном виде и из хулиганских побуждений ударили кулаком по стеклу. То есть совершили преступление.
Вы уже, наверное, поняли, что господин Касторкин и чудовище из озера Лох-Несс примерно равны по вероятности своего существования.
То, что вы не слышите мой голос, это еще полбеды. Вторая половина беды в том, что вы не видите моего собеседника. А передавать состояние его лица так же несерьезно, как объяснять на словах содержание картины Шишкина «Русский лес».
Отмечу вскользь, что без изменений остался только «фонарь» на его лбу, да и то, кажется, он тоже приобрел форму знака вопроса.
— Ка-какой Касторкин?!
— Иван Сергеевич, обычный, честный, порядочный гражданин, не оставшийся в стороне, как некоторые другие, а давший правдивые показания в отношении вас и стекла. Вот так. И куда прикажете мне деваться? Выкинуть его объяснение в корзину?
(В принципе, конечно, можно, половина материала уже в ней, но чтобы выкинуть, его надо сначала написать.)
— Вы что, серьезно, молодой человек? Какое преступление? Абсурд полный… Где этот ваш Касторкин? Он, наверное, сам кривой в дупель был, раз такое говорит.
— Он абсолютно незаинтересованный свидетель, к тому же непьющий. Имел при себе справку. Так что ваше дело не так уж и благополучно, Аркадий Андреевич. Итак?
Блюминг пытается жестами изобразить состояние своей души, но азбукой для немых он владеет слабовато, поэтому получается неубедительно. У бандитов и то понятнее.
Поскольку я еще неопытен, меня также начинает подводить словарный запас, и я перехожу к другой теме.
— Чем занимается ваше предприятие?
— Пых-мых-дых-оп…
— Не понял. По-русски будьте любезны, не надо здесь жаргоном сыпать.
— Я, кажется, догадываюсь…
— Чего сколько?
— Ну-у-у…
Пальчик трется о пальчик.
«Дать бы вам в рожу за такие жесты, гражданин Блюминг», — говорит мой внутренний голос. Но вслух я предупредительно-спокоен:
— Перестаньте, Аркадий Андреевич, оставьте себе на адвоката. Мы не продаемся!!!
Реплика произносится величественно, хотя я и сижу. Очень неудобный стол.
— Так чем занимается ваше предприятие?
— Господи, Боже мой… Мы закупаем сырье за рубежом для производства самых необходимых стране лекарств и поставляем его на фармацевтические заводы. Мы за здоровое будущее нашей великой страны!
Блюминг тоже не встает.
— Вы что, кандидат в депутаты?
— Нет.
— Тогда не агитируйте. С кем вы живете?
— А это-то тут при чем?
Во дурик, как же я буду на тебя копать, не зная исходных моментов?
— В деле должно учитываться все, вплоть до вашей сексуальной ориентации. Установка Генеральной прокуратуры. Так что извольте.
Блюминг окончательно подавлен. Еще бы. Тактику проведения допроса я сдал на пятерку. Могу диплом показать.
Аркадий Андреевич склоняет голову и начинает бормотание:
— Я живу с женой и дочкой.
— Машину имеем?
— Да, «Вольво».
— Номер помним?
— Конечно.
— Давайте.
Блюминг дает.
В последующие пять минут он отдает все, начиная со сведений о зарплате жены и заканчивая родословной своего ротвейлера. Насколько искренне — покажет время.
Когда я получаю некоторую базу для рытья, то удовлетворенно киваю.
— Хорошо, время дорого, а в стране разгул. Будем заканчивать. Ваше последнее слово.
— Где ваш начальник?
— По коридору вторая дверь.
«Беги, беги, жалуйся. Михалыч тебе быстренько разъяснит права и обязанности».
— Значит, вы настаиваете, что упали нечаянно?
— Знаете что, молодой человек?…
— Не знаю и знать не хочу. Нет так нет. Смотрите, вас за язык никто не тянул.
Я указываю на дверь. Блюминг растворяется, не простившись.
Отличненько! Что там дальше Михалыч говорил-то? Ага, протокол надо бы переписать. Это без проблем. Две остановки до универмага. Заодно, кстати, посмотрим, чем торгуют на моей территории.
Заяву с директора универмага я взял достаточно быстро и профессионально. «В городе беспредел, поймите нас правильно, обязаны реагировать». — «Конечно, конечно, понимаю…» Хотя поначалу у директора был такой вид, будто я снял перед ним штаны. Справка о стоимости стекла ложится рядом с заявой. Стеклышко дорогое — двести тонн плюс установка.