Танцы с волками
Шрифт:
Заметив, что мужчина не собирается исполнить ее просьбу, девушка круто развернулась, но Дорохов не позволил ей уйти, легонько придержав за локоть.
— Подождите, Грета... Послушайте... Расскажите-ка мне о себе. Может так случиться, что мы способны помочь друг другу: вы — мне, а я — вам.
Он вновь повернул ее лицом к себе.
— Рассказать? Вам? О том, кто я такая? — На ее бледном, с лихорадочно блестящими глазами лице появилась уже знакомая горькая усмешка. — Да как же вы сможете понять?!
— Я постараюсь, — сказал он. — Главное — начните рассказывать.
Она покачала головой, удивляясь интересу, какой проявляет к ней этот молодой, крепкий, пышущий здоровьем мужчина, долго смотрела на него
— Нас было полтора десятка девочек в возрасте от девяти до четырнадцати лет, и я была самой младшей... Начало двадцатых годов, мы жили в каком-то просторном, холодном, гулком особняке почти в центре Москвы. Вокруг были холод и мрак, а мы жили, как на необитаемом острове посреди бушующего океана, — под крылышком у Айседоры Дункан. Меня привела туда бабушка, потому что родителей уже не было в живых; про остальных не помню, но, кажется, большинство из них тоже были сиротами... Она подкармливала нас, как только могла, и еще она учила нас танцевать. Если бы не Айседора, мы бы, наверное, не выжили, умерли бы от голода или пропали в той вселенской разрухе... Я в той своей жизни так и не стала ни балериной, ни танцовщицей, но некоторое время, уже в тридцатых годах, я преподавала в хореографическом училище, помогала ставить танцы способным девочкам, входила в круг околомузыкальной богемы... Мой муж, литератор, партийный журналист, был расстрелян ранней весной тридцать восьмого; я знаю даже, где его казнили — в Южном Бутове, неподалеку от крепости, где в ту пору существовал закрытый полигон НКВД. Слава богу, что у нас не было детей... Я знала, вернее, догадывалась, что и за мной вот-вот должны прийти, и тогда, чтобы не даться палачам в руки, я сделала следующее: наполнила ванну, разделась, легла в теплую воду и полоснула себя бритвой по венам...
В этот момент Грета дернулась как от удара, и Дорохов невольно выпустил ее руку, которую он сжимал все это время.
— Вам все равно меня не понять, — повторила она. — А потому оставьте меня в покое...
Ее глаза погасли, и пока ее незваный гость переваривал только что прозвучавший рассказ, она вышла из комнаты, оставив его одного.
— Похоже, Грета, ты не только наркоманка, но еще и сумасшедшая, — пробормотал себе под нос Дорохов. — Придумала какую-то жуткую историю и, похоже, сама в нее поверила...
Делать ему здесь больше было нечего, но его внимание привлекла увеличенная фотография размерами примерно метр на восемьдесят; пока он разговаривал с этой странной девицей, фотография находилась у него за спиной, и ему неловко было оборачиваться и пытаться разглядеть, кто на ней запечатлен.
Девушка скорее всего ушла в ванную и закрылась на запор, надеясь, что незваный гость теперь уберется вон. Квартира, это он приметил сразу, была однокомнатной, пол выложен паркетом, и если представить себе, что раньше здесь стояла какая-то мебель, наверное, были также телевизор с видео, и стереосистема, и холодильник на кухне, то Грета сравнительно недавно жила неплохо.
Фотография висела на стене, над лежанкой. Дорохов подошел ближе и погрузился в ее созерцание.
Снимок сделал, бесспорно, большой профессионал. Кадр запечатлел девушку неземной красоты, почти целиком обнаженную, если не считать крошечного лоскутка материи, прикрывающего самую интимную часть ее тела. Девушка, казалось, воспарила в летучем прыжке — ноги разведены в стреловидном шпагате, обе руки вытянуты вперед и чуть вверх, а голова на высокой царственной шее, с высокой прической, увенчанной диадемой, наоборот, отклонена чуть назад. Да, именно воспарила над всем сущим; и вот уже под ней, внизу, не просматривается земная твердь, а только бирюзовая дымка, вверху же, там, куда она устремила свой полет, раскинулось бархатистое звездное небо...
Но больше всего эта картинка напоминала полет над бездной или, если угодно, прыжок над бездонной пропастью, причем неизвестно, удастся ли запечатленной здесь девушке, решившейся на этот отважный поступок, достичь противоположного края пропасти...
«Воспарившая над бездной» имела определенные черты сходства с Гретой, но не так чтобы была полностью идентична ей, а скорее смахивала на ее юную младшую сестру.
Он наконец оторвался от этой фотографии и тут же увидел собственное отражение в зеркальной стене — лицо у него было озадаченное до крайности. От нечего делать он прошел на кухню: кроме раковины и электрической плиты, там стояли лишь две табуретки. На подоконнике, который, надо полагать, использовался в последнее время в качестве кухонного стола, обнаружилось кое-что из еды: распечатанный пакет с кефиром и полуочищенный, надкушенный сверху банан; вероятно, визит мужика, у которого она снимала квартиру, помешал Грете завершить завтрак.
Дорохов на какие-то мгновения замер. Что-то важное промелькнуло у него в мозгу, что-то такое, над чем следовало хорошенько подумать. К Грете это не имело отношения, скорее импульс пришел от тех клеток серого вещества, которые все еще переваривали информацию, добытую им при общении с поганцем по прозвищу Перебийнос. Но мысль, казавшаяся ему важной, ускользнула, не позволив ухватить себя за кончик, оставив после себя чувство безотчетной тревоги...
Когда он проходил по коридорчику мимо ванной, через запертые двери до него долетел звук струящейся из крана воды. Он вышел в прихожую, взялся было за дверную ручку, но вдруг замер, не смея верить собственной догадке.
Направляясь в квартиру, где живет девушка, знакомая ему лишь несколько последних часов, девушка, кинувшая его, как лоха, которую он невесть зачем проследил до самого дома, вычислив номер ее квартиры, он даже не подозревал, во что может вылиться этот его визит.
«Наполнила ванну, разделась, легла в теплую воду и полоснула себя бритвой по венам...»
Чертыхнувшись, он подошел к двери ванной, прислушался к шуму льющейся из крана воды, затем решительно постучался.
— Грета, с вами все нормально? Ну же, Грета, отзовитесь!
Он постучался еще раз, снова позвал ее... Попытался открыть дверь, но она была заперта изнутри на задвижку. Тогда он ударом плеча вышиб дверь вместе с задвижкой, — но успел придержать ее, чтобы она ненароком не ушибла девушку.
Она сидела на кафельном полу, привалившись плечом к краю ванны, заполненной водой уже до половины, в распахнутом халате, подтянув коленки к подбородку и обхватив голые ноги руками, а ее застывший взгляд был направлен в никуда.
Он не стал больше ничего говорить, ибо не знал, что сказать. Присел на корточки, разжал ее пальцы, намертво обхватившие костяную ручку золингеновской опасной бритвы, сложил ее и бросил в раковину. Плотно завернул оба крана. Успел подумать, что девушка, замышляя свой уход, даже достала где-то опасную бритву, какими пользовались когда-то — к примеру, в том же тридцать восьмом. Потом взял ее на руки и перенес в комнату, соображая, что же ему в этой ситуации делать.
Девушка по-прежнему пребывала в прострации. Он хотел спросить, нет ли у нее близких и знакомых, проживающих в Москве или области, кто смог бы ей реально помочь. Но передумал вдаваться в расспросы: и так ясно, что она в тупике и более ни на кого не надеется.
— Мы сейчас же уедем отсюда, хорошо, Грета? — сказал Дорохов, собирая в найденную им на антресолях большую сумку ее вещи. — У меня машина стоит у подъезда, так что мы быстренько переберемся в другое место. Куда? Ну... Я что-нибудь придумаю.