Танец ангела
Шрифт:
— Так что произошло?
— Франки сказал, что на рынок пока ничего не вышло.
— Так что нам это все дает?
— Мы пошли дальше.
— Вы пошли дальше… — повторил Винтер.
— В последний свой приезд Викингсон был не столь аккуратен. Его же освободили, он почувствовал свободу, весь мир его. Мы проследили его до Хитроу, но он не работал в тот день.
Макдональд облокотился на стол, куртка на плечах натянулась. Он был еще бледнее, чем обычно, голос тих.
— У работников авиакомпаний есть свои камеры хранения, и он пошел прямо туда и достал оттуда рюкзак. Тут мы подошли и помогли ему его открыть. Там оказался штатив.
— Что??
— Штатив, который мы так искали. На одной из его ножек не хватано колпачка. Официальное решение от техников Ярда еще не пришло, но нет сомнений, что это тот самый.
— Ты меня разыгрываешь.
— Я? В таком деле? После всего, что с нами было?
— Нет…
— Что нет?
— Не разыгрываешь… Некоторые иногда думают, что могут меня разыграть. Но им еще никогда не удавалось. Штатив… — повторил Винтер, чувствуя странный привкус во рту.
— Еще кудесники из Кеннингтона нашли на штативе отпечатки пальцев и говорят, для них не имеет значения, насколько давно они были оставлены.
Винтер только молчал. Сигара давно потухла, но он продолжал держать ее в руке.
— Но и это еще не все, — сказал Макдональд. — К верхней стороне ячейки был приклеен конверт, а в нем лежал ключ от банковской ячейки.
— Вы успели ее найти?
— Мы ее нашли, а в ней нашли еще один ключ.
— Еще один ключ?
— Да, от какой-то ячейки в камере хранения какой-то станции. Может, в подземке или железнодорожной.
— И сколько таких камер в Лондоне?
— Сотни станций, сотни тысяч ячеек. Но мы ее найдем…
— А что говорит сам Викингсон?
— Ни черта. Кажется, он думает, что завтра опять улетит в рейс.
— Где он сейчас?
— В нашей главной конторе в Элтеме.
— И молчит?
— Пока да.
— Ты думаешь, улик теперь хватает?
— Да. Для начала.
— Так, значит, их двое, — сказал Винтер.
— Да, это многое объясняет.
— У нас нет никаких доказательств связи между Болгером и Викингсоном. Но мы неправильно искали.
— В конце концов мы ее найдем. Как обычно.
— В любом случае косвенных улик недостаточно. Если мы хотим, чтобы Викингсона признали виновным, надо искать дальше.
— Мы на него надавим.
— Я не разделяю твоего оптимизма.
— Мы на него надавим, — повторил Макдональд.
Винтер в одиночестве шел по парку у здания полиции. Во время разговора с Макдональдом у него в голове появился хвостик идеи, который он никак не мог схватить.
Он вспоминал беседу с Марианной. «Она как-то растерялась, когда я заговорил о Болгере. Или от того, что я говорил только о нем? Казалось, что, кроме Болгера, было что-то еще, или, вернее, кто-то. То ли она сама была не уверена, то ли не решалась о нем упоминать… Но в конце концов она же сказала, что у него был приятель».
Он должен снова ее допросить или, вернее, поговорить.
Но больше всего его беспокоило другое. Он снова думал о Болгере. Тот хотел ему что-то показать и оставлял намеки в течение последних месяцев.
И Винтер чувствовал, что до сих пор не уловил самого важного. Догадка уже вертелась рядом, и он даже почувствовал легкий зуд и почесал голову, словно мысль его щекотала.
Болгер сказала. Они стояли… Он сказал что-то о красоте и темноте, когда они…
Винтер остановился, уставившись в землю невидящим взглядом. Обрывки предположений складывались один к другому. Он видел Болгера, стоящего у домика на горе.
Они вышли из дома. Болгер рассказывал, что построил новый очаг. Зажег костер. Ходил вокруг огня.
И когда Винтер приехал туда последний раз, Болгер бросил кочергу на красные камни.
Очаг.
Кирпичный монумент на вершине горы.
Винтер нагнулся и пролез под ограждением. Контуры домика расплывались в отраженном свете. Он сказал пару слов полицейскому, охранявшему дом, и отправил его вниз, к лодке.
Потом он снял куртку, положил ее на землю, надел перчатки. Взял кувалду и стал разносить печь на куски, планомерно, слева направо, чувствуя, как кровь приливает к мышцам и становится жарко. Кирпичи раскалывались с тяжелым звуком. Очаг постепенно исчезал, и Винтер прервался, утер пот и снял вторую, легкую куртку. Ветер мгновенно его охладил. Он взял кувалду и продолжил. От напряжения заболел палец на ноге, который он повредил несколько дней назад.
Очаг был сложен основательно, с двумя рядами кирпичей. После часа работы кувалдой и железным прутом он увидел краешек пакета, лежавшего между кирпичами. Он попытался его вытащить, но у него не получилось. В висках стучало, и не только от напряжения. «Дурак, что не выпил успокоительного на дорогу», — подумал он.
Винтер расковырял цемент вокруг пакета и снова потащил его на себя, пакет не поддавался. Он прицелился, ударил кувалдой еще раз, и последний кусок отвалился.
Он тяжело вздохнул. Измотанный, он постоял, опершись на кувалду и чувствуя холодный ветер на спине. Он видел, как вереск на склоне горы поднимается от ветра.
Винтер взял в руки пакет, он оказался легким и, кажется, хрупким. Он пошел в дом и там развернул прочную шершавую бумагу. Внутри лежала видеокассета. К ней был приклеен кусок белой бумаги, на котором от руки синими чернилами было что-то написано. Он перевернул кассету и прочитал: «Для Эрика».
И все. Он моргнул, но надпись не исчезла. Он сорвал записку, скомкал в руке, бросил на пол, как камень.
В свертке, помимо кассеты, лежали и другие вещи. Чеки, счета из ресторанов, билеты на метро, поезда и автобусы. Все из Лондона.