Танец душ
Шрифт:
Он поспешил по ступеням, сердце колотилось. Музыка утихла, мир вокруг него было спокойным холодной ночью. Серина хотела его общества? В ночь их свадьбы. Через пару часов их уведут в его покои, и ему нужно будет выполнить долг принца, наследника, убедиться, что род Избранного короля продолжится. И Серина — он не сомневался — поддастся воле, толкнувшей ее на это место.
Герард скрипнул зубами, челюсть болела. Он не мог так с ней поступить. Не стал бы. Он не превратил бы Серину в полезную вещь. Он не стал бы обходиться с ней так, как обходились с его матерью, заставляя ее рожать сыновей, которые
А если она ответит на вопросы, которые он задал в том глупом письме? А если она ответит, и ее ответ отразит то, что он, как ему казалось, порой видел в ее глазах? А если… А если…?
Он не посмел завершить мысль.
Он поспешил вдоль озера, искал в свете луны ее бело-золотое платье.
— Серина? — тихо позвал он.
— Герард, любимый.
Герард застыл. Его сердце сжалось, колени стали как из воды. Он забыл, как дышать.
Он знал этот голос. Знал.
Фигура приближалась по дорожке. Она миновала полумрак от стены и вышла на свет луны, ярко сияющий на ее милом лице, обрамленном золотыми кудрями.
— Милый, наконец-то! Ты меня узнаешь? — Фейлин говорила ртом леди Лизель.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Террин выскользнул из бального зала, чтобы перевести дыхание. Он не мог оставаться тут долго, ведь он был на работе. Выполнял приказ венатора-доминуса следить за венатрикс ди Феросой на празднике.
Но если он будет следить еще миг без передышки, он сойдет с ума.
И он ушел от света свечей и музыки к полумраку пустого холла, чтобы перевести дыхание. В его нарядной форме были скрыты дротики, и в кобуре на бедре была декоративная, но рабочая скорпиона. Он стал проверять скорпиону, вытащил ее из кобуры, покрутил в руках, чтобы отвлечься от воспоминания о сияющих глазах Айлет, ее ладони на его. О шрамах, слабо скрытых косметикой, тянущихся на ее ключицах и между бледными грудями…
Его лицо пылало, и он сосредоточился на скорпионе, резкими движениями проверил спусковой крючок, натяжение тетивы, ремешки, крепящие оружие к декоративному щитку. Когда проверять было уже нечего, он убрал ее в кобуру, стал считать дротики, а потом закрыл глаза, потянулся внутрь и проверил силу чар Подавления на тени. Сложные чары, которые держали его дух подавленным, но удерживаемые на месте одной лишь нитью магии, чтобы он мог порвать ее, если нужно, и быстро получить доступ к силе. Все было, как должно быть, и…
Ее лицо, румяное от триумфа, вспыхнуло перед глазами.
Кривясь, Террин снова сосредоточился на скорпионе, вытащил ее из кобуры, поднес ближе к лицу. Он смотрел на механизм оружия, но внимание было в другом месте. Он снова видел, как ее юбка ниспадала с бедер, не поддерживаемая нижними слоями одежды, а обвивающая ее женственную фигуру. Он видел, как ее голые плечи двигались в чувственном ритме, пока музыка наполняла ее душу. Он вспомнил, как она ощущалась в его руках ночью, когда он толкнул ее к стене зернохранилища, ее ладони лежали на его груди, ее лицо было близко к его. Внутри бушевал огонь, который пьянил и мучил.
Он сжал кулак, постучал им по лбу. Террину нужно было взять себя в руки, совладать с чувствами. Он был лучше этого! Истинный эвандерианец, верный учениям святого. Да, он поддавался плотским утехам — он годами вспоминал нежные губы леди Лизель и изгибы ее тела. Как она толкала его, дразнила, ослабляла его, пытаясь сломить решимость!
Но он победил в конце. И за годы мысли о Лизель угасли. Он из жара, что горел в нем агонией, закалил стальную волю. Он больше не позволял себе танцевать так близко к греху. Огонь смертной плоти не мог затмить священный огонь души, верной Богине.
До этого.
Ему нужно было выбросить ее из головы. Пока не зашло дальше. Она была его соперницей. Врагом. Она стояла на пути к службе и успеху. Ему нужно было…
Ему нужно было поцеловать ее, пока вулкан в нем не взорвался.
— Венатор.
Этот голос он не хотел сейчас слышать.
— Проклятье! — прошипел он, но повернулся и отсалютовал. — Доминус, — сказал он, высоко подняв голову, скрывая эмоции на лице.
Буря была на лице Фендреля, пока он шел по полу, стук сапог отражался от стен. Свет тени пылал в его глазах, и Террин понял, что тень доминуса рвалась в оковах. Это было странно для Фендреля, каким его знал Террин. Обычно он держал тень под контролем. Но Фендрель, которого знал Террин, не нуждался в трех железных шипах на левой руке.
Фендрель прошел к Террину и прорычал:
— Что ты творишь?
— Сэр? — Террин смотрел поверх плеча бывшего наставника.
— Не играй дурака, — Фендрель поймал Террина за руку и потащил по коридору к тихой части замка, подальше от бала. Инстинкт вспыхнул в мышцах Террина, и он чуть не сбил руку мужчины. Но сдержался, уважая старшего. Фендрель увел его в длинную галерею портретов и грубо оттолкнул. Террин выпрямился, сцепив руки за спиной. — Ты не можешь танцевать с той девчонкой, — Фендрель расхаживал, как зверь в клетке.
Террин кашлянул.
— Вы же приказали сопровождать ее и приглядывать за ней вечером?
Глаза Фендреля вспыхнули.
— Не бросай в меня мои слова, малец. Я сказал следить за ней, а не виться вокруг нее, как влюбленный дурак.
Кусок льда скользнул по спине Террина. Он выпрямился сильнее.
— Я прослежу, чтобы ее убрали из района, — продолжил Фендрель. — Я положу конец глупому состязанию. Но пока что избегай ее. Любой ценой. Хватит этого, — он взмахнул рукой с яростью, — что бы ни было между вами. Ты должен помнить, кто ты, куда идешь. Ты должен помнить мои планы на тебя. Я не хочу, чтобы тебя притащили к Совету, обвиняя в том, что ты спал со своей сестрой по охоте. Они потребуют твою голову за это, и никакая сила в этом мире не спасет тебя, ни тело, ни душу.
Террин смотрел на ближайший портрет — королеву Лерону с младенцем на коленях. Ее холодные голубые глаза будто отражали глаза Террина.
— Ну? — Фендрель встал перед Террином, мешая видеть королеву. — Что скажешь?
Террин вдохнул, а потом заговорил. Ему нужно было знать.
— Кто она?
Ноздри Фендреля раздувались, свет тени сверкал в его глазах.
— Кто она? — спросил Террин. — Вы знаете ее. Уже встречали. Но я не пойму, как, почему, когда или где. Я знал вас, сколько себя помню, Фендрель. Я служил рядом с вами почти всю жизнь, но я не знаю, как вы с ней связаны.