Танец на раскаленных углях
Шрифт:
– Добрый вечер! – подсела Лина к едва знакомой немецкой паре с бокалом вина. – У меня сегодня день рождения.
– Прозет! – не растерялись немцы и чокнулись с ней огромными кружками с пивом. Подсесть к немцам было удачной идеей. Немцы – народ воспитанный, лишнего не спросят. Например, почему она празднует день рождения в одиночестве. Неохота посторонним объяснять, что да как.
Лина решительно поднялась, чтобы идти, и внезапно заметила, что из-за дальнего столика ей добродушно машет своей огромной лапищей Тони. Ну, вылитый папа! Тот тоже всегда радовался, когда она, пусть и с большим
– Наконец-то! – проворчал Тони. – Мы с Анн тебя заждались. Давай-ка, не тяни кота за яйца, присаживайся. А, ты уже со своим? Да ладно! Оставь ты свой полупустой бокал в покое, сейчас я тебе другой принесу. Кстати сказать, местное вино очень средненькое. Давай-ка лучше виски тяпнем или джину!
«Эх, мой покойный папочка тоже любил выпить», – почему-то вновь вспомнила Лина об отце, покинувшем этот мир уже два десятка лет назад примерно в возрасте Тони.
– У меня сегодня день рождения, – бодро повторила она, словно заводная кукла, в которую вставили коробочку с короткой записью.
– Да ладно заливать! – не поверил Тони. – Ну, признайся, что ты сейчас просто прикалываешься!
«Нет, никакой он не «двойник» моего отца. Папочка всегда помнил про мой день рождения, сколько бы ни выпил», – опять ни с того, ни с сего вспомнила Лина об отце.
Она достала из сумочки загранпаспорт и протянула Тони:
– Ну что, доволен?
– Ну ни фига ж себе! – обрадовался новый знакомый. – Впервые вижу российский паспорт. И впрямь у тебя сегодня день рождения. Повезло же тебе, Анжелина, что мы здесь!
Анн молча протянула руку, забрала у Тони документ и внимательно изучила его. Потом задала Лине несколько дежурных «светских» вопросов и заметно смягчилась. Видимо, Лина прошла у нее какую-то ее внутреннюю «проверку» на благонадежность.
– С днем рождения, Анжелина! – торжественно поздравила Анн Лину, чокнулась с ней бокалом вина и даже чмокнула ее в щеку.
– Ну, старушка, за тебя! – сказал Тони. Он крякнул и, отхлебнув виски, от души запил его пивом. Пожалуй, этот «парень» еще бы и фору дал покойному Лининому папочке по части выпивки.
– Слушай, а почему бы тебе не наколоть татушку на память о Болгарии? – вдруг ни с того, ни с сего объявил этот жизнелюб, сделав глубокий выдох. – Неплохой подарочек себе ко дню рождения, а?
– Татушку?! – ужаснулась Лина. – В моем-то возрасте! Представляю, вот приду я к врачу, допустим, с радикулитом, а пониже спины у меня – бабочка или розочка. Вот стыдоба-то! Смеяться надо мной всей клиникой будут. Или, к примеру, вдруг внезапно помру, как когда-то мой отец от сердечного приступа, прямо на улице – а за мной «труповозка» приедет. Уж тогда-то все стопудово обхохочутся, глазея на мои татуировки…
– Да, ерунда это, – махнул рукой Тони. – Тебе-то уже будет на них наплевать. К тому же, когда еще это случится… Зато вот у меня – все наглядно. Смотри, – он повернулся к Лине левым плечом. – Эти иероглифы – про нас с Анн. Ну, типа любовь, то-се и прочая лабуда… Вон та надпись, – он протянул другую руку, – написанное по-китайски имя моего покойного отца. Я когда одеваюсь или стою под душем, тут же его вспоминаю. А остальные татушки – в память о моих путешествиях по миру.
Он приспустил майку. На массивной, уже довольно дряблой груди красовалась мощная голова волка.
– Люблю волков, они классные ребята, – объявил Тони, – Сильные, верные, гордые… Потому и не доживают до старости…
– Вы хиппи? – наугад спросила Лина.
Он отрицательно покачал головой.
– Может быть, рокер?
– Ну, считай так, если нравится, – усмехнулся он. – Я когда-то и впрямь играл на барабанах в рок-группе. С тех пор столько воды утекло! Торгую теперь вот оптом другими барабанами – в стиральных машинах. Представляешь, кручусь в офисе целыми днями, как эти чертовы барабаны. Вот в первый раз с Анн отдохнуть к морю выбрался, да и то всего на недельку.
– А когда обратно? – вежливо поинтересовалась Лина.
– Да уже через два дня, – расплылся Тони в улыбке. – Хорошенького понемножку. Обратный билет уже заказан, будь спок! Наши дождливые острова уже заждались нас с Анн, «простых британцев»!
Лина взглянула на часы, вежливо простилась со странной парочкой и отправилась спать.
Наутро, заскучав на пляже, она попросила у Тони разрешения сфотографировать его «татушку».
– Давай, старушка, снимай сколько хочешь, не жалко, – усмехнулся он. – А знаешь что? – внезапно улыбка Тони стала какой-то застенчивой и еще более симпатичной, – сними-ка, пожалуйста, еще мои руки и ногу, только покрупнее, видишь, сколько там всего нарисовано: и мальтийский крест, и герб Ирландии, и шотландский дракон…. Покажешь потом кому-нибудь в России – вот удивятся. Классный дизайн, правда?
И Тони добродушно захохотал.
Страшная новость
– Дерь-мо! – за дверью так пронзительно крикнули, что Лина застыла в ванной с полотенцем в руке. Ну ничего ж себе! Дело идет к полуночи, в это время постояльцы отеля более-менее соблюдают тишину. А тут кто-то оглушительно вопит по-немецки, да и словечки еще те выбирает…
«Кто-то из пожилых немок, наверное, перепил в баре и теперь скандалит, – решила Лина…. Однако странно… Они с детства все такие законопослушные и воспитанные… Ни за что не станут кричать в неурочное время, особенно в таком, судя по голосу, почтенном возрасте».
– Дерь-мо! – не унимался пронзительный старушечий голос. – Все дерь-мо! Жизнь – дерь-мо, смерть – дерь-мо. Судьба дерь-мо! Это же надо! Поехать на отдых и умереть!..
– О, Господи, замолчите! – закричал другой женский голос за дверью уже по-английски. Лина не выдержала и осторожно приоткрыла входную дверь. В другом конце коридора бегала из угла в угол пожилая сухопарая немка. Однако рыдала не она. Всхлипывания слышались где-то рядом. Лина осторожно заглянула в маленькую нишу за открытой дверью. В кресле у окна, свернувшись клубочком, горько плакала маленькая женщина в красной курточке, наброшенной на голубую ночную рубашку в белый горошек. Дама отвела от лица промокшую насквозь салфетку, и тут Лина узнала Анн.