Танец над пропастью
Шрифт:
Интуитивно понимая, что бояться нечего, Рита безропотно подчинилась приглашению. В салоне работал обогреватель, и она вдруг поняла, что действительно замерзла, стоя на ветру.
– Жаль, что до сих пор нам не представился шанс познакомиться, Марго, – сказал Владимир Соломонович, садясь на место водителя и разворачиваясь к ней лицом. – У нас с вашим папой были денежные дела. Я присутствовал на похоронах и хочу принести соболезнования, пусть и с опозданием. Редкий был человек ваш отец, таких давно сняли с производства!
– Так это
– Никаких процентов, – покачал головой кредитор. – Я бесконечно доверял Григорию Сергеевичу. Можно сказать, мы приятельствовали. Когда-то давно, вы еще тогда, простите за каламбур, под стол пешком ходили, он оказал мне неоценимую услугу. По этой причине ваш папа имел право на беспроцентные кредиты.
– Тогда почему же вы решили стребовать с него долг таким странным способом? – спросила Рита, набравшись храбрости.
– Простите, что вы имеете в виду? – Ее собеседник и впрямь выглядел удивленным.
– Я имею в виду подпиленный кронштейн прожектора, из-за которого мы едва не лишились одного из солистов и двух артистов кордебалета. Неужели нельзя было решить вопрос по-другому, даже если отец и задержался с выплатой?
Похоже, ее слова застали собеседника врасплох.
– Послушайте, моя милая, – наконец сказал он, и в его голосе зазвучали нотки обиды. – Владимир Соломонович может, не подумав, сказать грубость. Владимир Соломонович может даже ударить, если его разозлят. Но он никогда, слышите – никогда не пошел бы на подобную гадость из-за денег! Человек, уважающий искусство так, как я, не может иметь к этому отношения!
Сама не зная почему, Рита ему поверила. Горенштейн не походил на человека, действующего варварскими методами. На его лице застыло выражение оскорбленной невинности, и девушка примирительно коснулась рукава его пальто.
– Простите, я вела себя невежливо, – сказала она. – Но в последнее время произошло столько ужасных вещей, что я просто не знаю, как на них реагировать!
Выражение лица Владимира Соломоновича смягчилось. Он мягко похлопал ее по руке.
– Ладно-ладно, – улыбнулся он. – Вам простительны подозрения, ведь вы меня совсем не знаете. Но это дело нельзя так оставлять, дорогуша. Вы обратились в полицию?
– Да, – кивнула Рита. – Хотя сомнительно, что они смогут что-нибудь узнать. Вы, то есть папин кредитор, были моей единственной зацепкой. Раз диверсию совершили не вы, значит, я вообще не представляю, кто мог такое сделать, а главное – зачем?
Ее собеседник задумался на несколько минут.
– Ваш покойный батюшка периодически одалживал у меня деньги, – заговорил он наконец. – Это случалось два-три раза в год. Что меня удивляло, так это постоянная сумма – тридцать тысяч долларов, но я, разумеется, не считал возможным выспрашивать, на что ему деньги.
И тут Рита выложила ему все о письме шантажиста. Пока она говорила, Горенштейн кивал, словно ее слова только подтверждали его догадки.
– Знаете, Рита, я не удивлен, – сказал он, когда она закончила. – Мне приходила такая мысль, но Григорий Сергеевич не находил нужным поделиться проблемой со мной, а я не был вправе задавать ему вопросы. Вы не думаете, что шантажист испортил прожектор из мести, если ваш отец почему-либо отказался платить или чтобы заставить его поторопиться с выплатой?
– Теперь остается только этот вариант, – со вздохом согласилась Рита. – Значит, нам нечего опасаться, ведь с папиной смертью сведения, которые этот человек мог обнародовать, стали никому не нужны. То есть никто не станет ему ничего выплачивать, ведь я даже не представляю, чего папа так боялся!
– Есть еще одна вещь, – задумчиво проговорил Горенштейн.
– Какая? – насторожилась Рита.
– Григорий Сергеевич перед самой своей смертью просил меня собрать для него большую сумму. Речь шла о прямо-таки огромных деньгах, и я сказал, что на это потребуется время.
– О каких именно деньгах, Владимир Соломонович?
– О ста миллионах.
Рита едва не задохнулась от ужаса. Слава богу, отец не успел взять у Горенштейна эти деньги, а то они с матерью оказались бы на улице, да и театр пришлось бы срочно продавать!
– Вижу, вы не в курсе, – заметил между тем мужчина, прочтя ответ на ее лице. – Что ж, я не удивлен. Признаться, мне с трудом верится, что шантажист мог потребовать такую сумму. А еще меньше, что ваш папа согласился заплатить – ей-богу, даже такому миролюбивому человеку, как я, кажется, что проще было бы грохнуть этого парня!
– Согласна, – пробормотала Рита, думая о том, как много еще отец не рассказывал ей о своих делах. Она лишь выполняла его указания, но никогда не являлась полноправным партнером.
– Если вам понадобится помощь, Рита, – серьезно сказал Горенштейн, – обращайтесь сразу ко мне, не колеблясь, ладно? Не скажу, что Георгий Сергеевич был самым милым из моих знакомых, но он определенно умел держать слово!
Рита не знала, правильно ли поступила, рассказав практически незнакомому человеку о шантаже, но она почему-то чувствовала доверие к бывшему папиному кредитору. На прощание он произнес слова, показавшиеся ей странными. Он сказал: «Не волнуйтесь, я буду присматривать за вами».
Впервые за весь день взглянув на часы в подъезде своего дома, Рита ужаснулась: половина первого ночи! Мало того, что она не принимала участия в поминках, так еще и домой заявилась в неприличное время. Она надеялась, что мать легла спать, но ее надежды не оправдались: Наталья Ильинична вышла в коридор, как только услышала поворот ключа в замке. Рита ожидала, что мать сердита на нее за внезапное исчезновение с кладбища, но Наталья Ильинична не выглядела ни расстроенной, ни сердитой, лишь немного встревоженной.