Танец отражений. Память
Шрифт:
— Шла. Саша. По. Шоссе. И. Сосала. Сушки! Ха!
Он откинулся на подушки, задыхаясь, но торжествуя. И тут он увидел, что за ним с улыбкой наблюдает доктор Вербена.
Все еще не отдышавшись, он вместо приветствия махнул ей рукой. Она подошла и присела на краешек кровати. На ней привычный зеленый хирургический костюм, а в руке какой-то мешок.
— Ворон сказал, что ты полночи что-то бубнил, — заметила она. — А ты вовсе не бубнил, правда? Ты практиковался.
Он кивнул:
— Надо грить… Риказ… — Он прикоснулся к своим
— Вот как? — Она насмешливо приподняла брови, но глаза смотрели пристально и серьезно. Подвинувшись, она поставила между ними столик. — Ну, садись, я принесла тебе игрушки.
— Торое децво, — мрачно пробормотал он, снова поднимаясь на постели. Грудь все еще немного ныла. Ну что ж, по крайней мере он вроде бы избавлен от наиболее отталкивающих аспектов своего детства. И что дальше? Второе отрочество? Боже упаси. Может, через этот этап удастся перескочить. «Почему меня так пугает отрочество, которого я не могу вспомнить?»
Он рассмеялся, когда она вытряхнула из мешка на столик детали различного оружия.
— Тест, да? — Он начал собирать оружие. Парализатор, нейробластер, плазмотрон, игольник… Засунуть, повернуть, щелчок, ударом вогнать на место… Раз-два-три-четыре — и он выложил их рядом. — Кумуляторы пустые. Не даете мне ружия, а? Эти — лишние. — Он сгреб с полдюжины запасных элементов и ненужных деталей в отдельную кучку. — Ну вот. Теперь все.
И он довольно ухмыльнулся.
— Ты ни разу не направил их ни на меня, ни на себя, пока собирал, — с любопытством отметила она.
— А? Не заметил. — Но он сразу понял, что так оно и было. Потом неуверенно прикоснулся к плазмотрону.
— Когда ты это делал, у тебя ничего не включилось? — спросила она.
Он покачал головой, снова почувствовав бессильное беспокойство, но тут же оживился:
— А седня утром спомнил. Фанной. — Стоило только попробовать говорить быстрее, как слова отказывались повиноваться и путались.
— В ванной, — перевела она, подбадривая его. — Расскажи-ка. Попробуй говорить медленно.
— Медленно. Это. Смерть, — четко произнес он.
Она только моргнула:
— Ладно. Все равно расскажи.
— А. Да. Будто я маленький. Еду рхом. Старик тоже. Ферх на гору. Хлодно. Лошади… пхтят, как я. — Даже самого глубокого дыхания ему не хватало. — Деревья. Гора — две, три, росли деревьями — и единились новыми пластиковыми трубами. Ведут к домику внизу. Деда доволен… тому что трубы эф-фек-тивны. — Он постарался выговорить последнее слово полностью — и у него получилось. — И люди тоже довольны.
— И что они делают в этой сценке? — озадаченно спросила она. — Те люди.
Он снова представил себе картинку: воспоминание о воспоминании.
— Жгут дерево. Делают сахар.
— Получается бессмыслица. Сахар получают в биокотлах, а не сжигая деревья, — сказала Вербена.
— Деревья, — уверенно возразил он. — Коричневые сахарные деревья.
Выплыло еще одно туманное воспоминание: старик отламывает кусочек чего-то похожего на бежевый песчаник и кладет ему в рот попробовать. Он ощущает прохладное прикосновение узловатых старческих пальцев, сладость с привкусом кожи и лошадей. «Это было на самом деле. Деда». Но он по-прежнему не мог вспомнить никаких имен.
— Горы мои, — добавил он. Почему-то от этой мысли стало грустно, хоть и не понятно почему.
— Что?
— Собственность. — Он мрачно нахмурился.
— Еще что-нибудь?
— Нет. Все.
— А ты уверен, что все это тебе не приснилось?
— Нет. Фанной, — твердо повторил он.
— Очень странно. Это-то вполне понятно. — Она кивнула на собранное оружие и снова сложила его в мешок. — А то, — мотнув головой, она обозначила его рассказ, — не укладывается. Деревья из сахара, сдается мне, похожи на сказку.
«Не укладывается куда?» В порыве отчаяния он схватил ее за руку и умоляюще выговорил:
— Не кладвается куда? Что ты знаешь?
— Ничего.
— Ненчего!
— Мне больно, — спокойно сказала она.
Он сразу выпустил ее руку, но настойчиво повторил:
— Ненчего. Что-то. Что?
Вздохнув, она закончила укладывать оружие и пристально посмотрела на него.
— Мы и правда не знаем кто ты. А еще точнее — не знаем, который из двух.
— Есть выбор? Скажи!
— Ты на… опасном этапе выздоровления. Амнезия после криооживления проходит обычно не сразу. Типичная кривая Гаусса. Сначала понемногу, потом все больше. А потом снова очень мало. Несколько последних пробелов могут остаться на годы. Поскольку у тебя не было серьезных повреждений черепа, мой прогноз — что ты в конце концов восстановишь личность полностью. Но…
Очень страшное «но». Он умоляюще посмотрел на нее.
— На данном этапе криооживленный настолько жаждет вернуть свою личность, что может подобрать неверную и начать собирать свидетельства вокруг нее. И тогда придется потратить несколько месяцев, чтобы снова все исправить. В твоем случае присутствуют некоторые дополнительные факторы и подобный поворот событий вполне возможен. Я должна быть очень-очень осторожной, чтобы не сказать тебе что-то, в чем я не уверена полностью. А это трудно, потому что я тоже гадаю — и так же настоятельно, как ты. Мне необходима уверенность, что все твои воспоминания действительно исходят от тебя, а не подсказаны мною.
Он разочарованно вздохнул и откинулся на подушки.
— Но существует возможность ускорить процесс, — добавила она.
Он снова стремительно сел:
— Какая? Гри!
— Существует препарат, который называется суперпентотал. Одна из его производных применяется как успокоительное при душевных расстройствах, но в основном его используют как средство для допросов. Называть его «сывороткой истины» неверно, но непосвященные настаивают на таком наименовании…
— Я… знаю спертотал.