Танец отражений
Шрифт:
— Кто?
— Ой, правда. Наверное, это был твой близнец-клон.
— Мой брат, — машинально поправил он. А это что за дела, Марк?
Теперь она потихоньку расслабилась, смирившись со своим странным пленом. Заскучала. И с любопытством на него посмотрела. — Хочешь еще поцеловать меня? — спросила она.
Это все его рост. Будит в женщинах зверя. Не чувствуя угрозы, они делаются храбрыми. В обычных условиях он считал этот эффект приятным, но эта девочка его смущала. Она ему… не ровня. Но нужно убить время, задержать ее здесь и занять чем-нибудь как можно дольше. —
Где-то минут через двадцать неопасных и пристойных ласк она отстранилась и заметила: — А барон делает это не так.
— А что ты делаешь для Васы Луиджи?
Она распустила пояс на его тренировочных штанах и принялась показывать. Не прошло и минуты, как он выдавил: — Хватит!
— Тебе не понравилось? Барону нравится.
— Еще бы! — Чудовищно возбужденный, он бежал в кресло за маленьким обеденным столиком и забился туда. — Это, э-э, очень мило, Лилия, но слишком серьезно для нас тобой.
— Не понимаю.
— В этом и дело. — Она же ребенок, несмотря на свое развитое тело; он все больше в этом уверялся. — Когда станешь старше… ты сама определишь для себя границы. И сможешь разрешать их переступать тому, кого сама выберешь. А прямо сейчас ты едва понимаешь, где кончаешься ты и начинается мир. Желание должно приходить изнутри, а не навязываться извне. — Он попытался придушить собственное желание чистым усилием воли, и преуспел лишь наполовину. Васа Луиджи, ах ты подонок!
Она задумчиво нахмурилась. — Я не стану старше.
Он обхватил руками подтянутые к животу колени и содрогнулся. Ох, черт.
Внезапно он вспомнил, как познакомился с сержантом Таурой. Как они в тот отчаянный час стали любовниками. Снова его загоняют в ловушку провалы в памяти. Можно провести некие очевидные параллели с нынешней ситуацией — вот почему, наверное, подсознание попыталось предложить ему некогда сработавшее решение. Но у Тауры была биоинженерная мутация: короткая жизнь. Дендарийские медики выкроили для нее еще столько-то времени, подстроив обмен веществ. Но не так уж много. Каждый день был для нее подарком, каждый год — чудом. Всю свою жизнь она проживала по принципу «хватай, что плохо лежит», и он от всей души ее ободряет. А Лилия-младшая могла бы прожить сто лет, если бы ее не… сожрали. Ее нужно соблазнять жизнью, а не сексом.
Как и честность, любовь к жизни — это не то, чему можно научиться, но ее можно подхватить, точно заразу. Подхватить от кого-то, у кого она есть.
— Разве ты не хочешь жить? — спросил он.
— Я… не знаю.
— А я знаю. Я хочу жить. И, поверь мне, альтернативу я обдумал… глубоко.
— Ты… забавный, уродливый человечек. Что может тебе дать жизнь?
— Все. И я собираюсь получить еще больше. — «Хочу, хочу. Богатства, власти, любви. Побед — прекрасных, ослепительных побед, сияющих в глазах твоих соратников. Когда-нибудь — жену и детей. Кучу детей, высоких и здоровых, чтобы осадить и поразить до глубины души всех тех, кто шипит «Мутант!». И еще — брата.»
Марка. Ага. Угрюмого паренька, которого сейчас, и это весьма вероятно, барон Риоваль расчленяет кусочек за кусочком. Вместо Майлза. Нервы у него натянулись так, что он был готов орать, а облегчения
Наконец он уговорил Лилию-младшую поспать, завернувшись в одеяло на той стороне кровати, где обычно лежала Верба. Он великодушно удовольствовался креслом. Прошла пара часов, и он больше не мог терпеть боль. Он потрогал пол. Холодный. Грудь болела. Мысль проснуться утром с кашлем его ужаснула. Наконец он заполз в кровать поверх одеял и свернулся калачиком спиной к девочке. Он отчетливо ощущал ее тело рядом. И столь же явно понимал, что его она не чувствует.
Его беспокойство лишь усилилось оттого, что оно было неопределенным. Он не управлял ничем. Ближе к утру он согрелся достаточно, чтобы задремать.
— Верба, любовь моя, — неразборчиво пробормотал он, уткнувшись носом в душистые волосы и обвившись вокруг ее теплого высокого тела. — Миледи. — Баррярский оборот; теперь наконец-то он знает, откуда взялось это «миледи». Она вздрогнула; он отпрянул. К нему вернулось сознание. — Уй! Извини.
Лилия-младшая села, избавившись от хватки уродливого человечка. Хотя скорее всего он ее просто ее нащупал. — Я не моя госпожа!
— Извини, это просто неверный перевод. Я мысленно называю Вербу «миледи». Она моя леди, а я ее… — придворный шут? — рыцарь. Понимаешь, я же вправду солдат. Хоть и коротышка.
При следующем стуке в дверь он осознал, что же его разбудило. — Завтрак. Быстро! Давай в ванную. Пошуми там. Готов поклясться, мы сумеем сохранить статус-кво до следующего раза.
На этот раз он не пытался вовлечь охранников в беседу и подвести их к мысли о подкупе. Когда за слугой закрылась дверь, Лилия-младшая вернулась. Она ела медленно, словно сомневалась в своем праве на пищу. Он наблюдал за ней, не сводя глаз. — Вот. Возьми эту булочку. Знаешь, и ты можешь ее посыпать сахаром.
— Мне нельзя есть сахар.
— Тебе нужно есть сахар. — Он помолчал. — Тебе все нужно. Тебе нужны друзья. Нужны… сестры. Тебе нужно получить образование, чтобы напрягать до предела ум, и нужна работа, чтобы твоя душа трудилась со всей отдачей. Работа делает тебя больше. Реальнее. Ты поглощаешь ее и растешь. Тебе нужна любовь. Твой собственный рыцарь. Выше тебя ростом. Тебе нужно… мороженое.
— Мне нельзя толстеть. Моя судьба — это моя госпожа.
— Судьба! Что ты знаешь про судьбу? — Он встал и принялся зигзагом расхаживать вокруг стола и кровати. — Я, так и разэтак, специалист по судьбе! Твоя госпожа — это фальшивая судьба. Как ты думаешь, откуда я это знаю? Она забирает все, но ничего не отдает назад. А настоящая судьба заберет все — до последней капли крови, да еще выжмет тебе вены, чтобы уж наверняка, — но вернет вдвое. Вчетверо. В тысячу раз больше! Но ты не можешь отдать половину. Тебе приходится отдавать все. Я-то знаю. Клянусь. Я вернулся из мертвых, чтобы сказать тебе правду. Настоящая судьба дает тебе целую гору жизни и водружает тебя на ее вершину.