Танец с драконами

Мартин Джордж Р.Р.

Вот так вопрос. Она тогда опасалась за свою жизнь!

– Так нужно было. Кварт не хотел больше давать мне приют.

– Ты о Чистокровных? В их жилах течет вода, а не кровь, у всей Гильдии Пряностей сыворотка вместо мозгов, а Бессмертные все мертвы. Ты должна была заключить брак со мной. Я уверен, что предлагал тебе руку и даже молил о согласии.

– Раз пятьдесят, – поддразнила Дени. – Ты слишком скоро сдался, милорд. Все сходятся на том, что я должна выйти замуж.

– У кхалиси должен быть кхал, – вставила Ирри, подливая Дени вина. – Это все знают.

– Быть

может, мне попросить еще раз? О, как я знаю эту улыбку. Жестокая королева играет в кости мужскими сердцами. Ничтожные купцы вроде меня – всего лишь булыжник под твоими золотыми сандалиями. – Одинокая слеза скатилась по бледной щеке магната.

Дени знала его слишком хорошо и потому не растрогалась. Квартийские мужчины способны лить слезы, когда только захотят.

– Перестань. – Она взяла из вазы вишню и бросила ему в нос. – Я, конечно, юна, но не так глупа, чтобы выйти за человека, которого фрукты занимают больше, чем моя грудь. Я видела, какого пола танцовщиками ты любовался.

– Такого же, что и ваше величество. – Ксаро вытер слезу. – Видишь, у нас есть нечто общее. Если не хочешь взять меня в мужья, сделай своим рабом – я согласен.

– Рабы мне ни к чему. Освобождаю тебя. – Унизанный драгоценностями нос был заманчивой целью – на сей раз Дени запустила в него абрикосом.

Ксаро поймал плод в воздухе и надкусил.

– Откуда это безумие? Полагаю, мне следует радоваться, что ты не освободила моих рабов, когда гостила у меня в Кварте.

Она тогда была королевой-нищенкой, а Ксаро входил в число Тринадцати и хотел одного: ее драконов.

– Твои рабы, похоже, были довольны своей судьбой. Только в Астапоре у меня открылись глаза. Знаешь, как создают Безупречных?

– Жестоко, не сомневаюсь. Кузнец, закаляя клинок, помещает его в огонь, бьет молотом и погружает в воду со льдом. Если хочешь вкусить сладкий плод, нужно поливать дерево.

– То дерево орошалось кровью.

– Иначе солдата не вырастить. Твоей блистательности понравились мои плясуны; что бы ты сказала, узнав, что это рабы, взращенные и обученные в Юнкае? Они танцуют с тех пор, как научились ходить – как еще можно достигнуть подобного совершенства? – Ксаро выпил глоток вина. – Они и в искусстве любви знают толк. Не соизволит ли ваше величество принять их от меня в дар?

– Охотно. Я их сразу освобожу.

– Твоя свобода им что рыбе кольчуга, – поморщился Ксаро. – Танец, вот для чего ни созданы.

– Кем созданы? Их хозяевами? Возможно, они предпочли бы строить, печь хлеб, возделывать землю – ты их просто не спрашивал.

– Твои слоны, возможно, предпочли бы стать соловьями, и миэринские ночи вместо сладкого пения оглашались бы трубными звуками, а деревья ломались под тяжестью столь крупных птиц. Дейенерис, прелесть моя, под этой чудесной юной грудью бьется нежное сердце, но позволь старому опытному купцу напомнить тебе, что вещи не всегда бывают такими, как кажутся. Нет худа без добра – возьмем для примера дождь.

– Дождь? – Он принимает ее за ребенка или за полную дуру.

– Мы проклинаем его, когда он льет нам на голову, но без него нам бы пришлось голодать. Мир нуждается в дожде… и в

рабах. Не строй гримасу, ведь это правда. Вспомни Кварт. В искусстве, музыке, магии и торговле – во всем, что отличает нас от животных, – Кварт настолько же выше всего остального мира, как ты на вершине своей пирамиды, только его превосходство зиждется не на кирпичах, а на спинах рабов. Если все люди будут вынуждены рыться в грязи, добывая пищу, кто из них найдет время взглянуть на звезды? Если каждому придется строить для себя хижину, кто будет воздвигать храмы во славу богов? Одни должны быть порабощены для того, чтобы другие стали великими.

Дени не нашлась с ответом, но знала, что Ксаро неправ.

– Дождь нельзя сравнивать с рабством, – сказала она с саднящим чувством в груди. – В этом я кое-что смыслю: мне доводилось мокнуть под дождем и быть проданной. Ни один человек не хочет принадлежать другому.

Ксаро томно повел плечами.

– Высадившись в твоем славном городе, я случайно увидел на берегу человека, некогда гостившего у меня, – купца, торговавшего пряностями и редкими винами. Он был гол до пояса, весь обгорел на солнце и рыл какую-то яму.

– Канаву, чтобы отвести воду из реки на поля. Мы хотим разводить бобы, которым требуется полив.

– Как мило со стороны моего приятеля помогать тебе в прокладке канав. И как это на него не похоже. Возможно, у него не осталось выбора? Нет, конечно же нет. Рабство в Миэрине отменено.

– Твой приятель получает за работу еду и кров, – вспыхнула Дени. – Богатство я ему вернуть не могу. Бобы Миэрину нужнее, чем специи, и на поля нужно привести воду.

– Ты и моих танцовщиков поставишь канавы копать? При виде меня мой приятель пал на колени, умоляя купить его и увезти в Кварт.

Дени показалось, что Ксаро дал ей пощечину.

– Так купи.

– С твоего позволения – он-то готов. – Ладонь Ксаро легла Дени на руку. – Есть вещи, которые может сказать тебе только друг. Я помогал тебе, когда ты пришла в Кварт неимущей, и пересек бурное море, чтобы снова тебе помочь. Найдется здесь место, где мы могли бы поговорить откровенно?

Какие теплые у него пальцы. В Кварте он тоже относился к ней очень тепло – пока не понял, что никакой пользы от нее не дождется.

– Пойдем, – сказала она и повела Ксаро к мраморной лестнице.

– О прекраснейшая из женщин, за нами кто-то идет…

– Пусть мой старый рыцарь не пугает тебя. Сир Барристан поклялся хранить мои тайны.

Над верхней террасой стояла луна, воздух благоухал ночными цветами.

– Пройдемся? – Дени взяла Ксаро под руку. – Раз ты заговорил о помощи, давай торговать. В Миэрине есть соль, есть вино…

– Гискарское? – покривился Ксаро. – Соль Кварт добывает из моря, а вот оливки и масло я взял бы охотно – все, что предложишь.

– Нечего мне предложить. Рабовладельцы сожгли все рощи. – Оливы росли на берегах залива веками, но при подходе вражеского войска миэринцы предали их огню, оставив Дени черную бесплодную землю. – Мы вновь сажаем деревья, но плодоносить они начнут только через семь лет, а доход дадут разве что через тридцать. Что скажешь о меди?