Танец с Принцем Фейри
Шрифт:
— Нет, не любишь, — шепчу я.
— Люблю. — Он делает шаг вперед. — Я люблю тебя так, как никогда и никого не ожидал полюбить. Я всегда был обречен на то, чтобы быть брошенным в брак по расчету. Я никогда не ожидал, что буду любить.
— И я не хочу этого. — Я качаю головой. Мои глаза горят, слезы колют их края. — Мне не нужна твоя любовь.
Выражение его лица меняется. Этими словами я ранила его сильнее, чем когда-либо прежде. Он замирает, открывая и закрывая рот, явно не в силах понять, что он хочет сказать дальше. Я позволяю ему поразмыслить в тишине. Я ясно выразилась.
— Почему?
Я качаю головой
— Неужели ты даже не дашь мне понять, чем я тебя обидел? Неужели я просто не подхожу тебе? Я приму все, что ты скажешь, даже если это не более чем то, что ты просто не чувствуешь того же. Но, пожалуйста, пожалей меня и скажи мне все честно, хотя бы один раз, потому что я думал... Я думал, что ты могла бы...
— Дело не в тебе, — признаюсь я, понимая, что молчать было бы проще и лучше. Но у меня не хватает сил ранить его так, как следовало бы. — Я никогда никого не полюблю.
— Что?
— Я давно дала себе эту клятву. Я дала ее еще до того, как ты купил брак со мной. Убеждение, что я не влюблюсь в тебя, не имеет к тебе никакого отношения.
— Почему ты отказываешься от любви? — Вопрос серьезен и полон наивности.
Я разражаюсь смехом, недоумевая, что он не знает ничего лучше.
— Любить — это боль. Только посмотри на нас, здесь и сейчас, только в самом начале этого увлечения... — Я не осмелюсь назвать это любовью, — а оно уже проделывает в нас дыры, которые никогда не заполнить. И это только начало. Скоро медовые слова станут замаскированным ядом. Это будет забвение ран, которые мы наносим друг другу. Это будут дети, забытые, запертые в шкафах и используемые как оружие друг против друга. И так будет до самой нашей смерти, пока нас не загонят в раннюю могилу другие, без сомнения.
Он прерывает мою тираду, делая еще один шаг вперед; теперь он вторгается в мое личное пространство. Я должна бежать, но нервная энергия заставляет меня застыть на месте. Я вся дрожу, но не знаю почему.
— Все это не любовь, — просто и печально говорит Дэвиен.
— Мой отец любил Джойс. Она любила его в ответ. И я наблюдала, как эта любовь поглощала его день за днем, ослепляла его. Я видела, как мой отец превратился в оболочку того человека, которого я знала. Он стоял в стороне, когда Джойс и Хелен... — Это слово застряло у меня в горле.
— Когда они что? — Его голос низкий, наполненный, как я осмелился бы сказать, гневом. Я качаю головой. — Когда они что? — повторил он более твердо.
— Когда они издевались надо мной. — Теперь я действительно дрожу. Но я не думаю, что это страх. Как будто каждый год моей жизни невидимая рука сжимала меня все туже и туже. Самое страшное в мире устройство для пыток, о котором я даже не подозревала. Не было ни минуты облегчения. Выкручивания. Все туже и туже. Постоянно. И все же при одном этом слове путы, которые держали меня, разорвались. Как будто признав это, я могу наконец-то обрести свободу. — Мой отец любил меня... но что толку в этой любви после той женщины?
— Все это не любовь. — Он обхватывает мое лицо обеими руками. Его большие пальцы проводят по моим щекам, а по нижним векам текут злые слезы. — Называть это любовью — оскорбление величайшей вещи, которая есть у нас в этом мире: любовь, настоящая любовь — единственная вещь, более могущественная,
— Тогда почему? — спрашиваю я, хотя он никак не может знать ответа. — Почему мой отец остался в стороне, если не потому, что любил Джойс?
И все же, даже когда я спрашиваю, я слышу остатки разговора, который я постаралась забыть. Разговор, для которого я была слишком молода и который был слишком коротким, чтобы казаться важным до сих пор. Она нужна нам, Катриа, у нее есть рудники. Компания испытывает трудности... и она — первое, что может смягчить мрак, вызванный смертью твоей матери. Я вздохнула с содроганием.
— Я не знаю, — признается Дэвиен.
— Я бы хотела спросить его, — шепчу я.
— Я бы тоже хотел, чтобы у тебя была такая возможность. Но даже если бы у тебя было время задать все вопросы, на которые тебе нужны ответы... только ты сможешь примириться со всем, что тебе пришлось пережить. Только ты можешь дать себе покой. — Он слегка прижимается своим лбом к моему. — И этот покой придет от любви — любви к себе.
Я отталкиваю его.
— Хватит любви!
— То, что ты знала, никогда не было любовью.
— Ты лжешь. — Я качаю головой.
— Нет. Ты просто хочешь, чтобы я лгал, потому что так легче объяснить ужасы, которые ты пережила. — Он видит меня насквозь. Мои слезы льются свободнее, боль вырывается наружу в виде рыданий. Дэвиен закрывает остаток расстояния между нами. Я больше не отталкиваю его. Одной рукой он обнимает мой затылок и прижимает мою щеку к своей груди. Другая рука обхватывает меня за талию, крепко прижимая к себе.
— Почему? — Я не знаю, о чем я спрашиваю. В этом единственном «почему» заключено так много. Почему моя семья была такой? Почему я никогда не была достаточно хороша для нежности?
— Для жестокости нет причин, нет оправданий. — Он качает головой и целует мои волосы. Я никогда не чувствовала себя более защищенной, чем в этот момент, и это только заставляет меня плакать сильнее. — Но я клянусь тебе, Катриа, всем, чем я есть, и всем, чем я буду... пока я дышу, я никогда не позволю им или кому-либо еще причинить тебе боль. Тебе никогда не придется возвращаться в этот дом. И если ты когда-нибудь захочешь, потому что почувствуешь, что противостояние их жестокости принесет тебе успокоение, я клянусь, что буду рядом с тобой, если я тебе понадоблюсь.
Его слова слаще песни. Я никогда не слышала ничего столь прекрасного. В воздухе вокруг него нет ни малейшего намека на дым. Я отрываю лицо от его тела и смотрю на него, откидывая голову назад, чтобы встретиться с ним взглядом. Его волосы окутывают меня, как в первую ночь, когда я легла в его постель.
— Зачем ты все это делаешь для меня? — я шепчу.
— Ты знаешь, почему. — В уголках его рта играет лукавая улыбка. — Потому что я люблю тебя, по-настоящему. Я люблю тебя так, что мне хочется жертвовать ради тебя. Мне хочется сдвинуть горы, океаны, звезды, чтобы только увидеть твою улыбку. — Он снова гладит меня по щеке, глядя на меня сверху вниз со всем удивлением, какое только может быть в мире. — Вот что такое любовь, Катриа, какой она должна быть. Ты достойна этой любви — от меня, от других и от себя самой.