Танец сакур
Шрифт:
Поместье в Сиденгаме оказалось лучше, чем Лиза могла и мечтать. Со стороны казавшийся мрачным каменный дом внутри был теплым и полным уюта: натуральное дерево и камень, мягкие ковры, просторная кухня и светлые спальни — Лиза влюбилась с первой минуты. Риэлтор еще долго говорил про поле для гольфа и подогреваемый бассейн, а она, войдя в гостиную и сев в кресло-качалку, поняла, что именно здесь хочет укачивать своего сына.
— Здесь ты сможешь жить, — сказала Светлана Геннадьевна, приобнимая Лизу за плечи.
— Смогу, — радостно улыбнулась она. Здесь сможет жить не только она, но и Алексей, и именно от него зависит, как долго и как счастливо они смогут здесь
В Гонконге прошло IPO, в Сочи началось строительство второй очереди Олимпийской деревни, здесь в Лондоне Алексей смог сделать первые неловкие шаги по своей палате. Возможность самому, хоть и нетвердо стоять на ногах внушала надежду, ожоги медленно заживали, на руке и на груди приживалась новая кожа. Ему следовало привыкнуть к шрамам на лице, красновато-коричневые с бледными прожилками полоски начинались на левой щеке, тянулись по подбородку и опускались на шею. Увидев себя в первый раз, радуясь тому, что самостоятельно добрел до ванной, Алексей в очередной раз подумал, как хорошо, что весь удар и весь залп пламени пришелся на него, а не на Настю. Он смотрел на себя и отстраненно думал, что прежде никогда не задерживался взглядом на своем отражении больше тех минут, что нужны были, чтобы побриться, а теперь смотрел и смотрел, и думал, что очень просто говорить о том, что шрамы не портят мужчину. Ему самому было почти наплевать, как он выглядит со стороны, главное, что может думать, видеть, ходить, делать свое дело, но вот Лиза — заслуживает ли она того, чтобы смотреть на него такого каждый день? Упрямая нежная Лиза. Алексей без сил опустился на маленький стульчик возле душевой кабины, под лангетой безумно чесалась рука, кружилась голова, и страшно ломило затылок. Невропатолог сказал, что черепная травма может усилить его обычные головные боли. Что ж, Лизе мог достаться не только пережаренный, но и сходящий с ума от вечной боли мужчина. Алексей уронил голову на здоровую руку, ощутил шершавую поверхность рубцов — как получилось, что еще недавно он и слышать не хотел о Лизе, потом затеял этот почти роковой спор с Настей, а теперь мог думать только о ней. Может, от удара встряхнулись не только его мозги, но и чувства? Почему он не вспоминает Саюри, словно тот вечер, когда он понял весь ее обман, навсегда вычеркнул девушку из его мыслей, и словно в насмешку поселил в его мыслях Лизу.
— Алексей, Боже, ты где? — раздался встревоженный голос Лизы. — Ты здесь? — она резко распахнула дверь в ванную.
Видимо, больница — это то место, где человек лишается личного пространства, — отстраненно подумал Алексей.
— Что случилось? — Лиза наклонилась к нему, коснулась рукой здоровой щеки. Алексей поднял голову, Лиза не отвела взгляд, только посмотрела участливо и тревожно. — Не думала, что тебе можно ходить одному, — с укором сказала она.
— Не делай вид, что ничего не видишь! — зло бросил Алексей, медленно поднимаясь.
— Не ломай комедию! — в тон ему ответила Лиза. — Конечно, я все вижу. Ты хочешь, чтобы я убеждала тебя, что ничего не произошло. Этого не будет, потому что произошло. И я последние недели представляла, что увижу.
— Ну и хорошо, — устало произнес Алексей, делая шаг в сторону комнаты.
— Боже, Алексей, ты хочешь, чтобы я плакала, глядя на твое бедное лицо или чтобы причитала, делала вид, что ничего не вижу? — Лиза положила руку на его здоровое плечо.
Корнилов безразлично покачал головой.
— Я вижу и мне хочется плакать, потому что я понимаю, какую боль ты пережил и все еще переживаешь, — Лиза как могла приобняла Алексея и положила голову ему на грудь, через слой повязок мерно билось сердце. — И это важно, потому что я знаю о твоей боли и ничем не могу помочь. Все остальное неважно.
Ему хотелось верить, и вдруг подумалось о том, какой была бы реакция Саюри — истерика, слезы и гнев, словно Корнилов сам во всем виноват. Что говорить о шрамах, если даже очки злили ее донельзя.
— И, в конце концов, ты всегда можешь отрастить такую сексуальную бородку, — усмехнулась Лиза, неуклюже садясь на кровать рядом с Алексеем. — На следующей неделе тебя отпускают домой, — продолжила она.
— Я знаю, — тихо сказал Алексей.
— Я подумала, что бабушкин торт будет хорошей идеей, — улыбнулась Лиза. — В новом доме отличная кухня.
— А еще подогреваемый бассейн и поле для гольфа, — продолжил Алексей.
— Очень нужные в быту удобства, — поддержала его Лиза. — Я плаваю в бассейне, — она медленно выпрямилась, — Кажется, только там у меня не болит спина, — в последние недели Лиза ощущала свою беременность все острее, казалось, каждый набранный килограмм давил на ее бедный позвоночник, заснуть удавалось, только подложив специальную подушку под живот.
— Тебе очень тяжело? — участливо спросил Алексей. Когда, наконец, он перестанет быть таким эгоистом? Пока он здесь предается своим бесконечным рефлексиям, маленькая хрупкая Лиза вынашивает его ребенка, беспокоится о нем и пытается не упускать из внимания дела в Москве.
— Бывает тяжело, конечно, но я рада любому дискомфорту, — честно ответила Лиза. — Знаешь, в самом начале беременности я обещала себе быть примерной будущей мамой — спать, есть, гулять, заниматься спортом по расписанию, — теперь Алексею становилась понятна ее одержимость здоровым образом жизни в конце осени в Москве. — И у меня это получалось.
— Я снова испортил тебе все, — пробормотал Алексей.
— Слушай, ты когда-нибудь бросишь эту свою скверную привычку принимать на себя грехи всего мира? — Лиза отодвинулась от него, — Это уже выглядит то ли манией величия, то ли самонадеянностью.
Бросить старую привычку было очень трудно, да Алексей и не думал об этом. Он слишком привык сразу брать вину и ответственность на себя.
— А вот поле для гольфа я использовать не собираюсь, — продолжила легкий разговор Лиза. — Это по твоей части, я люблю только смотреть. Помнишь тот матч в московском гольф-клубе?
— Помню твой невыспавшийся вид и свои мысли о том, кто довел тебя до такого, — только сейчас Алексей понимал, что в то утро он увлекся Лизой, проведя приятную ночь с Кейко.
— Ну, теперь-то ты знаешь? — Лизе было трудно, шутя, говорить об этом, но была ли у нее другая возможность?
— Знаю и не ревную, — ответил Корнилов, для него больше не было диссонансом, что его одновременно тянуло и к Лизе, и к Кейко.
— А тогда ревновал?
— Немного, — усмехнулся Алексей. — Ты была очаровательной в то утро, такая сдержанная элегантность с намеком на то, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Не то, что сейчас, да? — наполовину в шутку, наполовину всерьез спросила его Лиза.
— Теперь ты хочешь, чтобы я тебя поутешал, да?
— Да, я же женщина. Мне можно.
— Сейчас ты очаровательная и совсем не сдержанная, — позволил себе настоящую улыбку Алексей. — И все намеки стали абсолютно прозрачны.
— Намеки, которые ты реализовал, да? — было так странно и так легко вести этот разговор.
— Да, я, — ответил Корнилов. — Ты думала о том, как мы назовем сына, — Алексей придвинулся к Лизе поближе и накрыл своей рукой ее живот. Удивительно, внутри нее билось сердечко их малыша.