Танец жертвы
Шрифт:
— Я заглянул в его разум, — сказал Улли, пригнувшись около упавшего массивного дерева, чтобы следить за входами в дендрарий.
— Колдуна? — спросил Тангиост, присаживаясь рядом. Воин начал проверять свой болтер.
— Связь длилась всего лишь миг, — ответил Улли. — Но я сразу понял, что его разум не был похож на людской. Даже когда люди заражаются скверной Хаоса, их мысли все равно можно прочесть, потому как их разум сохраняет некую человечность. Его же разум не имел ничего общего с человеческим, однако… кажется, я знаю, зачем они здесь.
— Чтобы устроить диверсию? — спросил Тангиост. —
Улли отрицательно покачал головой:
— Чтобы танцевать.
— Танцевать? — спросил Винньяр. — Какой воин идет на войну, чтобы танцевать? Что за глупость? Серьезно, мне очень интересно узнать, так же как и ей. — Он поднял обрубок своей руки. Кровь уже свернулась: толстая темно-красная корка покрывала его запястье, однако лицо космодесантника все еще выражало неуемную боль.
— Это ритуал, — продолжил рунический жрец. — Они разыгрывают роль палачей, что пришли за добычей. В разгаре танца выбранную жертву убивают одним-единственным ударом прямо в сердце. Чужаки проделали это с Хенгильдом, однако вожак был уже мертв, поэтому я уловил нотки разочарования, вызванные несовершенством танца. Эльдар все еще ищут жертву, чтобы разыграть эту часть пьесы, и они не могут вернуться на войну, пока не найдут ее.
— И ради этого я потерял свою руку, — прорычал Винньяр.
— Эта галактика стала бы намного лучше, если бы все сражались, как мы! — сказал брат Форган. — С яростью, достойной призраков Кьялхаллы. Мы боремся с врагами, чтобы победить и прославить имя Лемана Русса, а не чтобы рассказывать истории.
— Вспомни, брат Форган, чему нас научили наставления Русса, — сказал Тангиост. — Война — это не только слепая и безудержная ярость, хотя лучше всего, когда бой основывается на чистом гневе. Иногда нам нужно просто взять то, что использует враг, и обернуть это против него. Нас превосходят числом, и эти чужаки явно лучшие среди своего народа, поэтому если мы ударим напрямую, то погибнем. Так мы не восславим память Хенгильда и Гильдаса. Подумайте, что враг дал нам такого, что мы можем использовать против него самого. Разум их лидера был на мгновенье незащищен, и теперь мы знаем, чего они хотят.
— Ну и каков же твой план, брат Тангиост? — спросил Винньяр.
— Форган сказал, что мы не воюем ради того, чтобы рассказывать истории, — сказал Тангиост. — Однако я думаю, что это не совсем правда.
Эльдар все еще пребывали в дискуссионном зале, где кровь Хенгильда и Гильдаса уже успела высохнуть на статуях. Чужаков окружали кружащиеся звездочки света, когда они выделывали очень сложные фигуры танца. Колдун с распростертыми руками парил в воздухе между ними, наблюдая, как развивается происходящее действо.
Колдун наклонил голову набок, когда по Фалаканской академии эхом пронесся ужасный вой. Он был наполнен горечью и яростью в равной мере — своеобразный вызов на бой и одновременно скорбный плач по мертвым.
Колдун сделал жест, и эльдар прервали танец. Это был кульминационный момент в пьесе — для полного завершения истории палача не хватало только жертвы. Колдун опустился на пол и повел остальных эльдар вон из дискуссионного зала навстречу звукам воя.
Вскоре танец должен закончиться, и тогда боги эльдар благословят войну за
Тангиост стоял в одиночестве посреди академического музея, упиваясь последними секундами своего воя. Когда Волк закончил выть, он опустил голову, глубоко дыша и пытаясь успокоиться и сосредоточиться перед битвой.
Музей был памятником правящему классу Фалакана. Он являлся отчаянным отражением их превосходства и власти, словно его экспонаты могли как-то остановить медленный упадок планеты. Во всех этих чучелах боевых коней, геральдическом оружии, скипетрах, коронах и черепах различных зверей, сраженных юными принцами, можно было уловить трагические нотки. Возможно, те, кто провел достаточно времени среди этих пышных украшений, еще верили, что аристократия до сих пор имела власть и могла что-то предпринять, однако стоило им выйти в реальный мир Фалакана, как их убеждения тут же превращались в прах.
Во время бомбардировки музею досталось меньше всего. Удары почти не задели его: только лишь угол потолка рухнул на древний доспех — остальные экспонаты остались целыми и невредимыми. Тангиост стоял в середине огромного зала: с одной стороны от него располагалась витрина с потускневшими золотыми изделиями, а с другой — огромное чучело зверя, похожего на лося.
Чужаки осторожно приближались, передвигаясь между укрытиями так быстро, что нельзя было уловить даже их очертаний — лишь лучи преломленного света. Они прыгали и вращались по краю зала, стараясь держаться от Тангиоста на должном расстоянии, чтобы окружить воина. Волк уставился на колдуна, что порхал у входа. Тангиост был вооружен болтером и двумя боевыми ножами, что покоились в ножнах на его поясе.
— У вас есть легенды, — сказал Тангиост. — У нас они тоже есть. Вы рассказываете их в танце, мы же просто повествуем другим саги наших предков. На каждого Космического Волка Клыка найдется сотни тысяч воинов Фенриса, которые жаждут стать героями собственной истории. Разве сможет эльдар повторить то, что сделал король Скьельмагор среди фьордов Змеиного моря? Разве сможет танец выразить все его величие и свирепость? И это всего лишь одна из множества историй, которую я могу поведать, — историй, высеченных на камнях каирнов или трепетно пересказываемых трэллами.
Эльдар уже полностью обступили Тангиоста, образовав круг. Даже если чужаки и понимали речь Волка, они не подали ни единого знака. Колдун стоял у входа, возможно, слушая воина, а может быть, просто присматриваясь к космодесантнику как к предстоящей жертве пьесы.
— Скьельмагор был отличным товарищем для своих друзей и ужасной погибелью для своих врагов, — продолжил Тангиост. Фрейя и боевые ножи все еще покоились на его поясе. — Многие могли бы сравниться с ним, но я расскажу именно о нем. Истинный король своего народа, он прочесывал побережья Змеиного моря, сражаясь с морскими мародерами и кочующими племенами за выживание. И все же змеи были величайшими противниками — огромные создания, что выбирались на берег, дабы утолить свою жажду и пожрать всякого, кто окажется у них на пути. Скьельмагор оглядел своих людей и закричал: «Какой толк от того, что я целыми днями проливаю кровь людей, когда меня дразнит враг более достойный — чудища Змеиного моря».