Танго нуэво
Шрифт:
И сама настоятельница. Вот не сойти ему с этого места, если под сутаной, грубой и колкой, не мелькнуло что-то шелковое. Когда она руку подняла…
А так – вполне симпатичная женщина, лет сорока пяти, приятная, сразу располагающая к себе, и смотрит с такой укоризной, что хоть ты под стол заползай. Вот этот, дубовый, двуспальный.
– И что вы устраиваете в святом месте, тан Риалон? Как вам только не стыдно?
– Никак не стыдно, – охотно согласился Амадо. – Ни здесь, ни там.
– Тан Риалон…
Амадо поднял
– Сестра… – Да, он знает, что по правилам надо бы обращаться к ней «матушка», но это уж перебор. Мать у него одна была. И точка. – Давайте упростим нам задачу. Риалоны – некроманты.
Настоятельница сверкнула глазами, напоминающими темные бусины в бледной коже. Потом поняла, к чему это было сказано, и приуныла.
Некроманты…
Да сволочи они, сволочи! И никакого уважения к монастырям не питают! Вообще. Никак.
В отношении Амадо это было чистой правдой.
Да, не питает. Эрнесто Риалон отродясь богомольным не был, Ла Муэрте – это другое, про ритану Барбару вообще молчим. Ей храмы близко не сдались и рядом не легли. Вот и вырос Амадо без особого уважения к церкви. Разве что старался отношения не портить. Но…
Вот если б его сразу пустили и разрешили поговорить, с кем надо, он бы и вел себя иначе, и поблагодарил, и епископу их похвалил.
А нет?
А на нет и уважения нет. Зато проблемы у вас будут. Долго ли желаючи? Настоятельница глупой не была, так что поджала губы и кивнула. Мол, поговорим.
– Так что вам угодно, тан Риалон?
Амадо не стал ходить вокруг да около.
– К вам должна была приехать вдова некоего Габриэля Маркоса Гомеса. И привезти его тело.
– Да, это так, – согласилась женщина.
– Я хочу поговорить с ней.
– С вдовой?
– Да.
– Хорошо. Сеньора Энкарнасьон Мария Гомес пока в монастыре.
– А еще мне хотелось бы знать ваше мнение, сестра, – впился глазами в темные лупешки Амадо. – Вы неглупы, иначе вы не занимали бы свой пост. Что вы можете сказать о них? О ней, о привезенном теле, ваши впечатления?
Мать-настоятельница поджала губы.
Лесть на нее особенно не подействовала, она же не дура! Но ведь от этого негодяя иначе никак не отделаешься. Проще дать ему то, о чем он просит.
Некроманты, этим все сказано! И обойтись без них не получается, и связываться с ними…
Сплошные от них сложности! Вот!
Но… было еще одно «но». Ей очень хотелось поделиться впечатлениями. Очень-очень. А не с кем. Не с сестрами же такое обсуждать? А тут вроде как она и не при делах, она просто расскажет, что спросили. Мать-настоятельница хоть и была властной, умной и жестокой, но женщиной ведь! И ей было попросту любопытно!
– Меня действительно кое-что поразило, – аккуратно подбирала она слова.
– Что именно? – вежливо поинтересовался Амадо. – Ужас на лице покойного?
– Вы… знаете?
–
Женщина кивнула.
– Да, это тоже. Во-первых, ужас на лице покойного. Вы же понимаете, мы не пропустим на территорию монастыря заколоченный гроб…
– А кладбище как раз на вашей территории.
– Именно.
Амадо кивнул.
Монашек можно было понять. После шуточки, которую однажды учинили, кстати, трое юных некромантов, все ящики, которые провозят на территорию монастыря, вскрываются в обязательном порядке. А то нашлись… юмористы.
Провезли целых четыре ящика с дохлыми крысами. И придали им некроимпульс.
Крысы и при жизни-то были тварями непринужденными, а уж после смерти и вовсе обнаглели. Такого шороха навели в монастыре, что история на все королевство прогремела.
Некромантов показательно оштрафовали, ну и от учителя два паршивца проблем получили. Но и монастыри урок усвоили.
– Там правда такой ужас? – уточнил Амадо. – Вы его уже похоронили?
– Да. Вы будете вскрывать могилу?
– Нет, не буду, – отмахнулся Амадо. – Ни к чему.
– Там не просто ужас. Мне самой жутко стало. Это перекошенное лицо, этот раскрытый в крике рот…
– Его не могли загримировать?
– Могли, наверное. Но вдова торопилась увезти мужа из столицы… уехать сама?
Амадо привычно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Торопилась. А почему? А зачем? А что ей мешало в столице?
Или – она знает, кто и что заказал ее супругу? Он это скоро прояснит.
– А что еще вас насторожило, сестра? Раз уж вы сказали: во-первых?
– Страх на его лице. Страх у нее. Она явно что-то знает. И… само тело, что ли?
– Тело? – насторожился снова Амадо. – Чем оно вам не понравилось?
– Мы покойного не обмывали, конечно, все уже было сделано. Но… я видела мертвецов.
– И? – подбодрил Амадо.
– Мне кажется, что на третий день после смерти, даже на четвертый, они выглядят похуже. Особенно если их не бальзамировать.
Амадо забарабанил сильнее.
– Сестра, мне очень надо поговорить с сеньорой Энкарнасьон Марией Гомес.
– Она не спит, – сухо сказала мать-настоятельница. – Я могу предоставить в ваше распоряжение свой кабинет.
Амадо прищурился. Вот дураком он точно не был.
– Сестра, а вы так уверены, что оно вам надо?
– Простите? – «не поняла» мать-настоятельница.
– Это – дело государственной важности, – отбросил огрызки вежливости Амадо. – И я не могу вам гарантировать не то что спокойную, а просто – жизнь, если вы попробуете в нее влезть.
– Вы мне угрожаете?
– Я? Нет, сестра. Я останусь в вашем кабинете, мне несложно. И сделаю вид, что не замечаю слуховых отверстий в стенах. А вот как с этим будете жить вы? Ради этой тайны расстались с жизнью уже минимум три человека, причем одна совершила самоубийство.