Танго нуэво
Шрифт:
Лоуренсио положил на стол песо.
Бармен плеснул в стакан какого-то пойла из бутылки.
Лоуренсио поднес его к губам… в нос ударил запах такой сивухи, что пить это парень резко передумал. Так, язык смочил, чувствуя, как на этом месте вспухает волдырь ожога. На чем настаивали эту бодягу? На курином помете? Или сразу – на свинячьем?
Бармен, он же хозяин, смотрел на это с ехидной усмешкой.
Лоуренсио выдохнул.
– Скажите, любезнейший сеньор, я могу у вас что-то оставить для Крыса?
–
– Вы ему передадите?
– Слово даю.
Лоуренсио положил на стол кошель. И порадовался, что тот не в кармане лежал, а был запрятан глубоко за пазуху. Карманы ему уже несколько раз ощупали.
– Передайте ему это. Надеюсь, он грамотный.
– Крыс-то? А как же, монахи воспитывали…
– Тем более. Передайте. А если не справится, прочтите ему записку, пожалуйста.
– Прочту, – ухмыльнулся хозяин. – Еще чего?
– Ничего, – отмахнулся Лоуренсио.
И вышел, почти что вылетел из бара. Вонючий воздух портового квартала показался ему упоительно свежим и сладким.
Анхель встал из-за стола.
Да, если бы сейчас знакомые увидели тана Толедо… хотя могли бы и посмотреть. Лоуренсио, вон, его в трех шагах не узнал. И не потому, что Анхель как-то гримировался.
Нет!
Одежда – другая, да. И волосы закрыты, и лицо испачкано, хотя и не сильно. Но меняло Анхеля не это. Меняли взгляд, осанка, повадки…. Вот так посмотришь, да и уверуешь в происхождение человека от животного. Словно и правда – крыса очеловечилась. Большая такая, гадкая, противная.
– Кошелек, Ржавчина.
Хозяин демонстративно достал кошелек, распустил завязки, выложил на стол свою долю – десять золотых, Анхель перехватил его руку и вытряхнул два из-за обшлага засаленного рукава.
– Лохов дури.
– Я у тебя хлеб не отнимаю, Крыс.
– Вот и не надо. Слизень сегодня заглянуть не обещал?
– Обещал. Подождешь его?
– Конечно, – Анхель взял со стола стакан Лоуренсио и медленно выцедил обжигающее пойло. А что?
Уплачено уже! Нечего тут за его счет шиковать…
Остальные завсегдатаи кабачка даже не смотрели в сторону стойки. Демонстративно так…
В «Ржавой крысе» не принято было интересоваться чужими делами, если хочешь жить. Так что…
Анхель убрал кошелек и опустился за стол. Сейчас он дождется Слизня, а потом обговорит с ним кое-что полезное. Слизень вечно на мели, он не откажется от пары десятков золотых.
А Анхель…
Сестра Лоуренсио ему нужна. Такие дурочки встречаются очень редко. Но денег-то на ухаживания нет! И не одолжишься вот так, запросто…
Почему бы и не тряхануть друга? Все равно за Алисией дадут приданое, так что деньги у Анхеля будут. Но это потом. И может, он даже отдаст Лоуренсио долг. Тоже… как-нибудь потом.
А пока…
Пока у него есть сорок реалов. Этого
Кстати!
Надо со Слизнем и на этот счет поговорить! В портовых борделях нехватка симпатичных девочек. А плачущих женщин утешать всегда приятно.
А еще можно потом найти Феолу, когда ее дней десять или двадцать поваляют по всем кроватям, и она утратит большую часть своей спеси.
Маг?
И не таких обламывали! И магов, и не магов… никуда не денется. Да, это интересный вариант.
И Анхель заказал еще выпивку. В голове мужчины складывался сложный план. Ему надо будет многое сделать, но в результате он станет мужем красотки Алисии, богатым человеком и даже немножечко героем в глазах семьи Ксарес. Определенно игра стоит свечек.
Да где же этот Слизень. Вечно его ждать приходится, скотину… процент снижу! Вот!
Храм Ла Муэрте ничуть не изменился за прошедшее время. Он и еще тысячу лет простоит – не поменяется. Потому как Богине – нравится. А против ее воли идти – дураков нет. Жить всем охота.
Серхио здесь был нечастым гостем, но приходил.
Было у Вальдеса такое в характере, было, да и Ла Муэрте это в своей пастве поддерживала.
Лучшая молитва – она какая?
Понятно, делом.
Плохо у тебя всё? А ты посмотри, что можно сделать. Себе помочь не можешь, так кому другому руку протяни, глядишь, и у тебя что-то наладится. То, с чем человек может сам справиться, он сам и делать должен, а не бегать к Богу по каждому чиху. Другое дело, если серьезная беда.
Если речь идет о жизни, о здоровье, допустим, или вот, как пятнадцать лет назад. Антония не справилась бы с демоном сама. Тут уж Ла Муэрте пришлось вмешаться.
А с Карраско – справилась. И чего лезть?
Дана людям свобода воли влезать во все неприятности? Отлично! Вот и расхлебывайте так же – со свободной волей!
Серхио эти убеждения полностью поддерживал, и приходил, когда уж вовсе невмоготу было. А так он и дома помолится, и на работе. И Богиня его услышит, разве нет? Это – Богиня!
А храм…
Вот когда серьезно-серьезно, можно и прийти.
Серхио своим мнением со жрецами не делился, но искренне считал так. Когда мы молимся, мы просто отдаем кусочек своей души, тепла, любви – Богу. Богине. Улыбаемся им, как родителям, это ведь тоже важно.
Бог нас сотворил – и ему за это не нужно никакой благодарности. Родители нас родили и тоже любят просто так, ничего не требуя взамен. Но разве сложно подойти, обнять, поцеловать, сказать, что любишь? Ведь минутное же дело! Но такое важное… и потом так часто жалеешь, что недодал чего-то очень важного. Вот и с богами так же.