Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)
Шрифт:
С одной стороны, конечно, уши у всех начальников длинные, вполне могут расслышать и то, что говорит, и то, какие распоряжения отдает начальник городского следственного управления. С другой стороны… как-то мелко все выглядело, похищение это, и отдавало очень большой самодеятельностью. Будь Алёна мэром, уж она нашла бы более конкретный и весомый способ расквитаться с обидевшей ее газетой. И не один! А тут какой-то фарс, правильно Катя говорила. Не похищение, а пародия. Что-то здесь не так… То есть здесь не так все! И без Муравьева не разобраться, пожалуй. Конечно, девчонки напишут заявление на Москвича и его черноглазого сообщника, но что-то подсказывало Алёне, что делу вряд ли будет дан надлежащий ход. Ничего ведь особого не случилось. Ну и поднимет шум «Карьерист»… А толку-то?
И в самом деле, явно не обойтись без Муравьева. Все-таки не только журналистки едва не стали жертвами в очень странной истории, могла пострадать и Алёна Дмитриева. Однако есть и другая сторона. Разумеется, она может присовокупить свое заявление для усиления, так сказать, впечатления. Но тогда придется объяснять присутствие в своей квартире незарегистрированного газового пистолета. Как бы тут не вышло классического — пошли по шерсть, а вернулись бриты. В том смысле, что можно ведь подлететь под очень крупный штраф. Оно ей надо?
А вот и ее двор. Алёна постояла под сиренью и поблаженствовала. Чудесный аромат! И вот-вот жасмин зацветет… Наверное, сегодня музыку не стоит включать вечером — в прошлом году в это время соловьи пели прямо тут, во дворе, в вершинах берез. Вдруг и сейчас удастся услышать их голоса?
Наша героиня медленно поднялась на крыльцо и остановилась, роясь в сумке в поисках ключа от домофона и оглядываясь на сирень и березы. Тут домофон вдруг пискнул, и дверь открылась. В проеме стояли два человека в милицейской форме.
— О, как здорово, что вы меня впустили, — улыбнулась Алёна. — Разрешите пройти?
— А вы случайно не гражданка Ярушкина из семнадцатой квартиры? — спросил один из милиционеров, тот, что повыше ростом и смуглый.
— Она самая, — сказала Алёна. — А что? Какие-то проблемы с охраной? Вы из отдела охраны?
— Да нет, мы из райотдела, — сообщил смуглый. — Младший лейтенант Скобликов. Скажите, гражданка Ярушкина, у вас есть разрешение на ношение огнестрельного оружия?
— Господь с вами! — изумилась Алёна. — Ни разрешения, ни…
— Если нет разрешения, почему вы его храните? — перебил Скобликов.
— Что я храню?! — вытаращила глаза Алёна.
— Огнестрельное оружие, — терпеливо повторил Скобликов. — Поступило заявление. Позвольте пройти в вашу квартиру, гражданка Ярушкина. Дело серьезное, и на улице его мы решать не будем.
И он сделал приглашающий жест, пропуская Алёну в подъезд.
Она вошла медленно, со странным ощущением, что входит в тюремную камеру, и тяжелая подъездная дверь медленно и пугающе захлопнулась за ней… совершенно как дверь камеры.
Правда, не прозвучало необходимого (если судить по романам) скрежета надзирательского ключа в замке. Но, с другой стороны, наверное, бывают в камерах и автоматические двери, верно?
— Что вы так удивились? — спросил Алекс Вернер, ухмыляясь. — Неужели не ожидали увидеть меня? Я же говорил, что непременно появлюсь в «Rosige rose» в первый же день, когда вы выйдете на службу. Только не говорите, что вы об этом забыли.
— Забыла, ну и что? — буркнула Лиза, делая движение проскользнуть мимо него и войти наконец в ресторан. Но Вернер схватился обеими руками за перила и перегородил перед ней лестницу.
— Куда же вы спешите, милая фрейлейн? Как это говорят в России… Работа не волк, поэтому в лес не уйдет?
— Не убежит, — поправила Лиза, снова раздражаясь оттого, что Вернер так хорошо знает русский язык.
— Не убежит, пусть будет так, — покладисто согласился он. — Но объясните мне, почему слово «работа» — женского рода, заметьте, — сравнивается с волком, который есть существо рода мужского, а не с волковицей? Было бы гораздо более логично, вы так не полагаете?
— Нет, не полагаю, — невольно усмехнулась Лиза. — Хотя бы потому, что слова «волковица» в русском языке нет. Есть слово «волчица». А волк — не существо, а существительное мужского рода.
— Правку насчет волчицы принимаю, — кивнул Алекс. — Но почему же волк — не существо? А кто же он, по-вашему? Ставлю вам «плохо» по русскому языку!
И он захохотал, чрезвычайно собой довольный.
«Да чтоб ты провалился!» — привычно подумала Лиза. Черт его знает, почему он до такой степени ее бесит, этот фашист, ведь на самом деле он существо (вот именно!) довольно безвредное, а местами даже полезное. Во всяком случае, выказывал себя таковым.
«Да потому и бесит, что фашист, — тут же ответила она себе. — Потому и бесит! Было бы странно, если бы не бесил».
— Кстати, фрейлейн Лиза, я все хотел спросить вас, почему вы всюду таскаете с собой этот громоздкий и неудобный саквояж? — неожиданно спросил Вернер. — Сейчас во всей Европе в моде женские сумки через плечо, на манер противогазных, почтовых или полевых. Из чего их только не шьют: не только из кожи, которую теперь не достать, но и из старых пальто, парусины и других самых неожиданных материалов. Во Франции вы уже не увидите никаких ридикюльчиков: женщины оставляют руки свободными, чтобы ездить на велосипеде, которые там весьма популярны. Француженки очень практичны, вот и породили новую моду. Помяните мое слово, сумки через плечо приживутся и всегда будут популярны у деловых женщин. Даже когда окончится война!
— Вы в своем репертуаре, — насмешливо ответила Лиза. — Как всегда, знаете тысячу вещей, о которых ни один мужчина и задумываться не станет. То рассказывали мне о чулках и педикюре, теперь вот о сумках…
— Помнится, мы еще говорили о белье, — заметил Вернер, сопроводив свои слова весьма игривым взглядом. — Эту тему я вообще готов обсуждать хоть целый час. Объясняю, почему: интерес у меня профессиональный. Мой отец — самый крупный в Германии производитель трикотажа, в том числе и шелкового, бельевого, и его иногда называют трикотажным королем.