Танго в раю
Шрифт:
Ничто из того, что ему доводилось снимать в своей жизни и того, что еще предстояло снять, не могло сравниться с тем, что сейчас отражалось в этих глазах. Уважение, страстное желание, глубокая тоска. Все это вместе было в ее взгляде. Была в нем еще и природная способность понимать, которая светилась так ярко, как маяк в черной мгле, которая звала его проникнуть внутрь нее, которая говорила ему «да». Да, она нашла в нем свою вторую половину.
Дрожащей рукой он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы. «Я люблю тебя, Эйприл Мария Морган де ла Торре». Он хотел прошептать эти слова вслух, чтобы она услышала
Нарастающее желание мгновенно заслонило собой все остальные чувства, водоворот которых кружил в ее глазах. Все, кроме одного. Кроме ее любви к нему. Нет, Джек не ошибался, это была именно любовь. Положив на стол все свои свертки и фотоаппарат, он вытянул из ее пальцев внезапно забытые снимки. Взял ее на руки и понес к кровати. Потеревшись носом о ее шею, он прошептал:
— Ты не могла бы опоздать на свое заседание?
— Я постараюсь побыстрее вернуться, — тоже шепотом ответила она, медленно проводя пальцем по его щеке.
Джек опустился на край кровати и усадил ее себе на колени. Ее пальцы продолжали неторопливо, с вожделением, бродить по его лицу, внимательно изучая каждую черточку, так, будто делали это в первый раз.
Это осторожное исследование немного смутило его, и на его губах появилась почти застенчивая улыбка, но ему не хотелось, чтобы она прекращала свое занятие. Только что она увидела его обнаженную душу, и было бы вполне естественно, если бы он стал нервничать. Но он был спокоен, и, может быть, именно это доказывало, что он любил ее по-настоящему. Он доверял ей. И это доверие было настолько велико, что открыв перед ней свою душу и вверив ее нежной заботе Эйприл, Джек вдруг почувствовал себя таким свободным и счастливым, каким не был никогда прежде.
— Скажи, что ты так рассматриваешь? — мягко спросил он, взяв ее пальцы в свои и нежно целуя их.
Карие глаза влились взглядом в его глаза, требуя от него полнейшего внимания.
— Мне кажется, я сейчас смотрю на человека, которому с каждым днем приходится работать все более упорно в поисках красоты в этом мире, который постепенно сходит с ума. Я смотрю на человека, которого характер работы заставляет скрывать чуткость и восприимчивость его сердца, — а именно эти качества и делают его настоящим профессионалом — чтобы суметь выжить и не потерять своего собственного здравомыслия.
Его губы застыли на ее пальцах, его глаза замерли на ее глазах. В их теплой глубине не было жалости; в ней сквозило только сочувствие женщины, которую обстоятельства жизни заставили много страдать и бороться за то, чтобы чистота и красота ее души остались нетронутыми, в то время как мир был разорван на части и выжить в нем было совсем не просто.
— Ты исцеляешь меня, — прошептал он, и его дыхание смешалось с ее дыханием. — Когда я приехал сюда, я не знал в чем заключается моя проблема. А точнее, я считал, что у меня и вовсе нет проблем. Но я ошибался. Мне нужно было обрести душевное спокойствие. Да, здесь я смог, наконец-таки, хорошенько выспаться и на время сбросить с себя груз работы, но дело совсем не в этом. Я не уверен, смогу ли теперь вернуться к той жизни, которую я вел прежде, Эйприл. Я уверен только в одном — когда ты рядом, мне больше нечего искать, нечего просить у жизни.
Он обвил свою шею ее руками и упал вместе
— Люби меня, Джек!
— Si, mi tesoro, mi corason. Всегда.
Джек перевернул ее на спину и одним сильным движением вошел в нее. Ее тело, с наслаждением встречая его удары, задвигалось в такт с его телом. И при каждом ударе она снова и снова выдыхала его имя до тех пор, пока они оба не полетели в головокружительную бездну.
Грузовик подпрыгивал на ухабах, и Эйприл крепко держалась за плохо прикрепленную болтающуюся ручку на дверце, тщетно пытаясь уберечь то место, на котором сидела, от новых синяков. Она мельком взглянула на Джека, который каким-то образом почувствовал ее взгляд и повернулся к ней, быстро подмигнув одним глазом. И снова его внимание переключилось на изрезанную колеями дорогу, которая вела назад в «Рай». На губах Эйприл появилось что-то вроде удовлетворенной усмешки, когда она подумала, что ноющую боль в мышцах нельзя было списать только на плохие амортизаторы.
— У тебя невероятно довольный вид, — заметил Джек. — Ну разумеется, после той душераздирающей речи, которую ты произнесла вчера после обеда, твое самодовольство вполне понятно.
Если бы он не сказал «после обеда», у нее мог бы возникнуть вопрос, какую именно речь он имел в виду: ту, которую он слушал в спальне, после того как она посмотрела на его фотографии, или ту, с которой она выступала на заседании. Улыбка озарила ее лицо, когда Эйприл вспомнила, как на нее смотрели все эти важные должностные лица. Разумеется, существующее предубеждение против местных индейцев преодолеть будет очень нелегко, но она чувствовала, что все-таки добилась кое-каких успехов в том, что сумела отвоевать разрешение этих бюрократов принимать индейцев к себе на работу.
Она снова взглянула на Джека, улыбаясь уже тому, как он задавал ей бесконечные вопросы о Мексике, о заседании, о том, в каком положении находятся здесь индейские племена. И ей показалось, что он действительно заинтересовался ее борьбой за права коренного населения.
— Между прочим, на твоем лице тоже написано бахвальство.
— А как же иначе, я ведь почти целых два дня провел в постели… — Увидев, как поднялись ее брови, он рассмеялся и добавил: — Ну конечно же, мы провели их в постели. И, черт возьми, все это время рядом со мной была самая потрясающая женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Тебе еще повезло, что я не запел.
За исключением того, что Эйприл мыслила категорией женского рода, она думала абсолютно то же самое, но услышав эти слова из его уст, она вдруг почувствовала, как сильно забилось сердце, взволнованное и ликующее. Неужели она в самом деле любит этого человека? Человека, который вот-вот примет решение, способное перевернуть всю ее жизнь? И вполне возможно, что это решение не будет иметь к ней никакого отношения даже несмотря на то, что он сейчас чувствует к ней или, по крайней мере, думает, что чувствует? Ей было страшно, что ответом на этот вопрос будет громкое, повторяющееся эхом «да»!