Танкист, или «Белый тигр»
Шрифт:
Никому не нужный Иван Иваныч кинулся было ремонтировать первое, что попалось под руку - и за два дня вопреки всем прогнозам ухитрился воскресить заезженный и по всем параметрам убитый «Т-34» - один из тех оставшихся трудяг, которому на последнем издыхании удалось, чуть ли не на брюхе, доползти до реки. Ремонтники, вовремя сообразив, чем может грозить такая бескорыстная помощь, быстро «сожгли» на обрадовавшейся было «тридцатьчетверке» главный фрикцион - и с тех пор, не смотря на известность, заслуги и капитанские погоны, Найденова отгоняли от машин, как последнего нищего. Напрасно Иван Иваныч, сразу после боев сделавшийся кротким, просил тыловиков о милосердии - те, конечно же, ничего не знали (да и знать не хотели!) о том, как мучаются изношенные, страдающие «коробки» и какие, полные боли, подают они голоса. Более того - надорвавшиеся «эмчи» и «ИСы», к нескрываемой радости экипажей, словно гигантские туши, сволакивались тягачами к восстановленной железной дороге. Там, вооружившись инструментом, подобно заправским мясникам спецы разделывали добычу: снимали пулеметы, выгружали боезапас, срывали ящики для снаряжения. Вместе с измазюканными мастеровыми на подобных работах возились и пленные, с которых даже не были содраны погоны и знаки отличия. И вообще, занятые по горло своим механическим делом слесаря и механики - немцы и русские - по какому-то молчаливому согласию сторон находились вне ярости уничтожения. Намертво сцепившихся «пантеру» и «тридцатьчетверку» иногда ремонтировали тут же на месте боя; с одной стороны свой танк приводили в чувство кувалдой выходцы
На той стороне разделенной земли вовсю гудел Ла-Манш. Паттон, не смотря на попытки Лиса пустыни заткнуть плотину, [30] днем и ночью грел и без того раскаленное французское небо двигателями своих бесчисленных «шерманов». Все дороги от сектора «Омаха» до злосчастной для союзников деревушки Виллер-Бокаж, [31] забились «виллисами», «студебекерами» и сменившими неторопливых, качающихся с борта на борт «Матильд», великолепными «Черчиллями». С плавучих пирсов сходили, взбивая траками пляжный песок, все новые «Гранты» и «Ли»; изворотливые янки затейливым образом, но все-таки свели вместе двух генералов времен Гражданской. На американских конвейерах безостановочно получали свои корпуса и башни «кометы», чьими фирменными знаками были юркость и всесокрушающие пушки. Тучи «мустангов», «ланкастеров», «москито» и ужасных «летающих крепостей» деловито сновали над Гамбургом и Берлином. Однако, не смотря на весь этот нормандский карнавал, неизменным кошмаром для Кейтеля и Йодля по прежнему оставался Восток: там, с августа 44-го, накапливаясь на польских берегах, нависая ужасной, в тысячу километров, грозой, Германию, и так истекающую кровью, готовились искромсать вдоль и поперек самые беспощадные на свете скальпели.
[30] Генерал Паттон, один из наиболее одиозных и ярких американских генералов-танкистов. С одной стороны демонстрировал незаурядные качества полководца - бесстрашие, упрямство, постоянную готовность к риску, танки под его командованием совершали глубокие прорывы в тыл немцам. С другой - был не чужд популизму, любил вставать в позу, красоваться, являлся отъявленным антисоветчиком и русофобом - считал СССР вторым врагом Америки после Гитлера и не сомневался, что война между бывшими союзниками неизбежна. Лисом пустыни англичане и американцы называли знаменитого фельдмаршала Роммеля - одного из наиболее способных гитлеровских высших офицеров. До своего ранения он являлся командующим немецкими вооруженными силами на Западе.
[31] Нормандская деревушка, в которой немецкий танкист-ас Михаэль Виттман умудрился на своем «Тигре» сжечь целую танковую колонну англичан (не повезло беспечно расположившемуся на отдых передовому отряду 7-ой бронетанковой дивизии). Этот эпизод 2-ой мировой вошел в анналы танковых поединков. Конечно, танки каждый день войны гибли десятками и сотнями, но случай с Виттманом неординарен, прежде всего, тем, что виновником позора союзников стал один единственный немецкий экипаж. Витттман просто напросто выехал на улицу деревни и начал хладнокровно щелкать из орудия стоявшие в ряд автомашины, «шерманы» и «Кромвели». Правда, вскоре после своей уникальной победы, оберштурмфюрер СС Виттман погиб в схватке с «шерманами»: быстроходные «эмчи» затравили его, как зверя. На счету Михаэля Виттмана числится 138 танков и САУ (долгое время он воевал и на Восточном Фронте, причем в начале карьеры командовал самоходкой). Считается - это самый большой личный список в истории войны. Немцы вообще любили подходить к делу по-спортивному и гонялись за личными достижениями. Остается добавить: у нас тоже были асы-танкисты, о которых почему-то сейчас не вспоминают. Так, старший лейтенант Д. Ф. Лавриненко участвовал в 28 боях. Он сменил три сгоревших «Т-34». С начала Великой Отечественной Лавриненко успел подбить 52 немецких танка. Он погиб 17 декабря 1941-го года под Волоколамском.
Впрочем, к последней развязке всерьез готовились пока еще тылы и разведчики. Танкисты приходили в себя. Падал на головы отдыхающих пепел проигравшего битву города, и совсем близко - рукой подать - в канализационных коллекторах сгорали его защитники, не успевая послать проклятия Сталину и англичанам. Что касается кремлевских маршалов - им было не до Варшавы. Только-только развернулись ремонтные службы. Только принялась прибывать «зелень», все эти одинаковые «рюмочки-лейтенанты», очередную порцию которых, словно пончики, испекли к празднику нового наступления раскиданные по всей России училища. С платформ, один за другим, спрыгивали вошедшие в моду «Т-34-85», по прежнему не внушавшие доверия броней (ее до конца войны пробивали все те же «артштурмы» и «мардеры»), но ставшие на удивление понятливыми, изворотливыми, выносливыми, словно бурятские лошадки. Новые «коробки» по праву гордились своими дальнобойными рациями, пятиметровыми орудийными стволами, [32] и, наконец-то, отрегулированными, выстраданными, снабженными безотказными «Циклонами», В-2, которые в конце великой бойни позволяли «роликам» играючи, почти без поломок, катить по польским, а, затем, и немецким шоссе. Выгружаемые следом тяжеловесы - «зверобои» и прочие разнокалиберные «САУ» - внушали почтение. Тяжелые, с увесистыми дульными тормозами, 122-мм пушки задумчивых, медлительных «ИСов» не оставляли шансов бетонным
[32] Что касается 85-мм орудийного ствола на новых «Т-34-85», то экипаж должен был следить, чтобы при движении (ухабы, канавы, рвы) танк не «зачерпнул» им землю. Если подобное случалось, необходимо было тщательно прочистить орудие. В противном случае его при выстреле разрывало.
Что вы девушки стоите,
Губками алеете.
Люди головы кладут,
А вы…жалеете.
Медсестрички не удостаивали вниманием это его похабно-жалобное (и вполне законное) обращение от имени всех, приговоренных к скорому жертвенному костру, солдатиков.
А забытый Иван Иваныч бродил по кромке воды.
Здесь, на заваленном касками, амуницией и уже проржавевшим оружием, берегу, к которому время от времени прибивало трупы несчастных поляков, до совсем уж отчаявшегося Черепа добежала ослепительная новость: старый знакомый появился на Сандомирском плацдарме. [33]
[33] Осенью 1944 года наши войска закрепились на правом берегу Вислы южнее Варшавы, создав плацдарм под Сандомиром. Именно там, против Третьей танковой армии Рыбалко немцы впервые применили «Королевские тигры». Однако, эти машины, на которых панцерваффе возлагало свои последние надежды, себя не оправдали.
Брызнули слезы Найденова, благодарный, воинственный стон издала ходуном заходившая, грудь. Взор обратился к вздыбившемуся за громадными хребтами облаков небесному танку. Там, за рычагами божественной «тридцатьчетверки» улыбался счастливому Ваньке его великий Господь, а за ним, уже надевшим свой танкошлем, теснились тысячи мучеников («Валентайн», без сомнения был среди них); сверкали их траки, вздымались стволы, светились нимбы над башнями. Музыку сфер услышал Иван Иваныч - а, именно, рокот бесчисленных небесных моторов, благословлявший Найденова на великую, понятную только ему самому, битву. («Жми, Иван!
– гудело на небесах.
– Он никуда не денется!») И к ужасу посыльного - недавно оторванного от материнской титьки восемнадцатилетнего паренька - этот ни на кого не похожий капитан, услышав приказ тотчас явиться к Барятинскому, понес совершенную дичь. И действительно - кланяясь с горячностью сумасшедшего, Найденов благодарил железное воинство Господа-Водителя. Он-то, единственный, знал - Призрак не мог раствориться в небытии. Окруженный развороченными «Т-34», «Белый Тигр» трубил в страшный рог своего ствола там, посреди полей Сандомира, и никакие бушующие вокруг огнеметные и орудийные вихри не могли теперь помешать им столкнуться.
Воскресший монстр вел за собой уже не серые, как мыши, «T-111», а только что выпущенные из цехов «Королевские тигры» (теперь в рукаве у башковитых германских спецов оставался один лишь «Маус»). «Короли» не могли и ста метров проползти без одышки. Слабосильные для тяжести колоссов «майбахи» задыхались на каждом подъеме, и, мучимые постоянной жаждой, поглощали бензин по сто литров на милю. Мамонты то и дело увязали в песке, и подолгу приходили в себя, прежде чем продолжить движение. Однако, их угрюмые гигантские башни, немыслимая длина стволов, черные массивные корпуса, к которым, словно пластилин, прилип «циммерит», вкупе с сотрясающей землю поступью, впечатлили даже танкистов Рыбалко.
Третья Танковая приняла вызов: «ИСы», [34] каждым выстрелом поднимая тяжелую пыль и надолго ослепляя ею собственные прицелы, выбрасывали медлительные «болванки» одно попадание которых оставляло от танков гусеницы. Жертвенные «тридцатьчетверки» подбирались к «тиграм» почти в упор. Захлебываясь, словно шавки, сухим резким лаем, подпрыгивали дивизионные пушки и гаубицы. Усердие машин и людей было вознаграждено: «королевские» башни раскололись ударами больших молотов и маленьких молотков, катки и гусеницы смялись, по корпусам пробежали трещины, в которые можно было засовывать палец. Огонь гулял внутри «коробок», превращая в золу экипажи. Мир покрылся чадом и дымом.
[34] Тяжелые советские танки «Иосиф Сталин» («ИС-1», «ИС-2», «ИС-3») создавались для противодействия «пантерам» и «тиграм». На них возлагались и другие, не менее важные, задачи. Вооруженный 122-мм орудием «ИС-2» считался идеальным средством для борьбы с дотами и другими укрепленными точками противника, и удачно взаимодействовал с пехотой. Ни одна танковая пушка в мире не имела такого мощного осколочно-фугасного снаряда. При штурме Кенигсберга, Берлина и других сильно укрепленных крепостей, «ИСы» были просто незаменимы, хотя их броня довольно часто пробивалась «фаустами» и противотанковой немецкой артиллерией.
Когда все развеялось и обрели зрение ослепшие было пехотные перископы, из сотен солдатских глоток вырвались почти что восхищенные матюги. Призрак (вне всякого сомнения, это был он), как и прежде, являл собой бессмертие. Правда, на этот раз танк не мог не подкоптиться; командирский люк сорвало прямым попаданием, в бортах видны были очевидные вмятины, но, привыкший к адовой жаре, он по прежнему ворочал орудием, оставляя костры от осмелившихся приблизиться «коробок». К монстру с гранатами подползали со всех сторон распаленные охотничьей лихорадкой удальцы, наплевавшие на собственные жизни. И тогда хладнокровно принимался за свое ремесло невидимый пулеметчик.
Целая рота «ИСов» пыталась его окружить: еще двадцать человек на глазах самого Рыбалко ушли в небытие - и ни у кого из здоровых, кровь с молоком, выпускников-лейтенантов, командовавших обреченными машинами, не хватило времени и сил выброситься на броню.
Теперь уже «Белый Тигр» держал оборону. Только усеяв все поле перед собой обломками, он прекратил стрельбу. Было видно, как дымится проклятый ствол. Подобно самым остервенелым псам на него продолжали рычать выкатившиеся на прямую наводку батареи. Они изнемогали от бесполезной горячки - но приблизиться ближе никто уже не решился.
Танк уполз, когда стих бесполезный лай, проложив целую просеку в своих и чужих обгоревших танках и оставив в задумчивости даже самых прожженных в боях за Днепр и Львов артиллеристов - а уж эти вояки всякого навидались!
Можно было бы махнуть рукой на конфуз: немцы трещали по всем швам, и в Лондоне, в Москве, и уж тем более в Вашингтоне - не сомневались, чем закончится дело. Чертов Призрак не мог изменить хода вещей. Торжествовала совокупная экономика: на каждый почивший в бозе «ИС» или «шерман» заводы невольных союзников отвечали десятками, если не сотнями, новых «коробок», которые штамповались, словно консервы. Технологии литья и сварки до того изощрились, что дешевле было смастерить (всего-то за пять-шесть конвейерных часов) новый танк, чем волочить на ремонтный завод подбитый. Так что с осени 44-го даже раненным «тридцатьчетверкам» был подписан смертный приговор. О человеческом материале вообще не задумывались: ушел в расход - честь ему, слава и кое-как сколоченная тумба! Новых водителей и башнеров пригоршнями черпали из резервов. Однако Рыбалко все-таки разозлился - генерала по-человечески завела эта непробиваемая сволочь - и взялся за трубку.