Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми»
Шрифт:
– Физзарядку делали, по Уставу положено, – не моргнув глазом соврал Павел.
– Похвально!
Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.
Немцы вели себя сегодня смирно, видимо – зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та еще работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.
Павел же включил рацию на прием, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки
Павел выключил рацию. Что-то зацепило его в услышанном. Он попытался вспомнить, разобраться – что? Господи, да ведь ему голос знаком! Так говорил обер-лейтенант Вернер Шторц, начальник штаба, у которого он был водителем бронеавтомобиля. Стало быть, его полк где-то недалеко.
Рация на самоходке маломощная и берет где-то на 10–15 километров. Иногда удается поймать Москву, но редко.
Шторц тогда служил в 114-м полку 6-й танковой дивизии. Если он сейчас продолжает служить на прежнем месте, то, значит, напротив их позиций расположился 114-й танковый полк, а то и вся дивизия.
Когда Павел осознал серьезность своего открытия, он направился к комбату.
– Товарищ комбат, разрешите обратиться?
– Разрешаю. Куракин рассказывал, что ты в одном бою исхитрился три танка подбить?
– Четыре – еще бронетранспортер.
– О! Я в тебе сразу лихого парня увидел и рад, что не ошибся. Что у тебя?
– Товарищ комбат, напротив нас стоит сто четырнадцатый танковый полк шестой танковой дивизии.
– С чего так решил? Или разведчики проболтались?
– Я рацию включил, думал сводку Совинформбюро послушать. Наткнулся на обрывок разговора на немецком. В принципе – ничего интересного, но голос мне знаком. Я его узнал. Это начальник штаба сто четырнадцатого танкового полка обер-лейтенант Шторц. По-нашему – подполковник.
– А может, обознался?
– Головой ручаюсь.
– Сведения интересные! Кому-нибудь еще говорил?
– Нет, только вы да Куракин знает, что я немецким владею.
– Хм, надо передать в штаб полка. Пусть разведку посылают, «языка» возьмут. Иди и помалкивай.
Штаб полка передал подозрения Павла выше, в штаб дивизии, а оттуда по цепочке – в штаб армии.
Сигнал не оставили без внимания. В этот же день была проведена авиаразведка, которая обнаружила замаскированные танки. На обратном пути самолет-разведчик Пе-2 попытались сбить два «мессера», что еще более укрепило командование во мнении, что немцы готовят контратаку, пытаясь остановить наступление наших частей.
Меры приняли быстро. На следующий день на штурмовку и бомбежку обнаруженных танков были направлены штурмовики Ил-2 и пикировщики Пе-2. Немецкие танкисты понесли тяжелые потери, и контрнаступление было сорвано.
В 1944 году наша армия обладала в воздухе значительным превосходством над немцами. Нельзя сказать, что наши истребители или бомбардировщики безраздельно владели воздушным пространством, но наносить массированные атаки целыми полками и авиадивизиями уже могли.
Через три дня Павла вызвали к комбату.
– здравия желаю, сержант Сазонов…
– Садись, сержант! – не дослушал его до конца комбат. – Подозрения твои подтвердились.
– И не надо.
– Я тоже так думаю. Но какой-то награды ты достоин. Все-таки воюешь хорошо, три танка на счету. И на полк немецкий вышел. Все-таки занятно получилось, по голосу командира опознал. Рация голос искажает, и я никогда командиров взводов по голосу не узнаю, а ведь каждый день их вживую слышу. Представлю-ка я тебя к медали – хотя бы за подбитые танки. Полагаю – заслужил.
– Вам виднее, товарищ комбат.
– Иди и продолжай так же служить.
– Слушаюсь!
Сегодня комбат был в хорошем расположении духа. знать, и ему награду пообещали.
– Командир, чего в штаб вызывали?
– за жизнь говорили, – отшутился Павел.
– Ох, темнишь! Наш комбат пустых разговоров не любит.
Глава 8
Хитрая пуля
Награду Павел получил немого позже – медаль «за боевые заслуги».
Экипаж поздравил командира, все-таки – первая награда. Даже обмыли немного – бутылку водки на четверых. Только Павел награде не очень радовался. Получил-то он ее как Виктор Сазонов, а не как Павел Стародуб. Вот закончится война, вернется он домой, если повезет остаться в живых, – что скажет отцу-матери? У многих фронтовиков, особенно тех, кто воевал год или более, были награды – медали и даже ордена. А у него на единственную медаль документы на другое имя. Скажут – присвоил чужое. Потому и саму медаль, и удостоверение к ней Павел убрал в вещмешок, чтобы не мозолила глаза немым укором.
Но командир взвода Куракин воспринял это неоднозначно.
– Что медаль не носишь? заслужил ведь. У других членов экипажа не одна награда на груди, и ты носи. Скромность – она не всегда украшает.
– Так точно, товарищ младший лейтенант. Только на рабочем комбинезоне носить не положено, а под комбинезоном все равно не видно.
Куракин не нашелся что ответить и только махнул рукой. Другие бы и рады медаль носить, да не заслужили.
В полк приехала с концертом фронтовая бригада артистов. Посмотреть и послушать выступление народу собралось много, даже из соседних подразделений пришли. Не часто на фронте такое бывает, Павел – так вообще в первый раз увидел.
Из грузовика с откинутыми бортами устроили сцену, а командир и солдаты уселись прямо на земле.
Голос у молоденькой певицы был слабый, но исполняла она репертуар с душой, и аплодировали бойцы, не жалея рук.
После окончания концерта расходиться не хотелось. Бойцы постарше – из тех, кто до войны жил в городах и посещал театры или концерты, сравнивали свои впечатления. Павел помалкивал – он живого артиста видел впервые. По радио до войны слушал Лемешева, Козловского, но больше любил Утесова.