Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми»
Шрифт:
Из зданий, окружавших площадь, велась автоматная и винтовочная стрельба. Но не будешь же снарядами стрелять по одиночным немцам? Эдак весь боезапас можно попусту перевести, и так уже в боеукладке меньше половины осталось, все больше бронебойных. Это в поле, где противоборствуют танки и самоходки, бронебойные снаряды самые востребованные, а в городе осколочные и фугасные нужны.
Запищала рация – комбат интересовался ситуацией.
– Продвигаемся понемногу, – коротко ответил Павел.
Положение на улицах почти везде было одинаковым.
Самоходка подползла к одноэтажному зданию и остановилась рядом. Паша еще удивиться успел – что ему на площади делать, вроде бы не магазин, вывесок нет.
И тут по броне раздался удар, раздался взрыв, и почти сразу же наводчик закричал:
– Командир, горим!
Из моторного отсека шел дым, показались отблески пламени.
– забрать оружие, покинуть машину! – приказал Павел.
Наводчик и заряжающий схватили автоматы, подсумки и стали выбираться из самоходки. Павел схватил гранатную сумку и выбрался вслед за ними. Делалось все быстро. Самоходка железная, гореть вроде бы нечему, кроме топлива, но сгорала она в считаные минуты, и экипажи не всегда успевали покинуть машину. Самым распространенным поражением у танкистов и самоходчиков – впрочем, как и у летчиков, были ожоги. Павел уже горел, причем серьезно, потому огня теперь боялся панически.
Экипаж покинул машину. Из моторного отсека вздымались языки пламени, вовсю валил черный дым.
– Укрыться в здании! – приказал Павел.
Теперь его задачей было сберечь экипаж. На четверых у них было всего два автомата с четырьмя магазинами, личное оружие у механика-водителя и самого Павла да двенадцать гранат. С таким арсеналом бой с немецкой пехотой им не выдержать, тем более что у экипажа и опыта-то пехотного не было.
Через пролом в стене экипаж заскочил в здание.
– Фаустник, сволочь, подбил! – выругался Анатолий. – Пушек на площади нет, и выстрела я не слышал.
Павел осмотрелся. На полу валялись четыре трупа немцев, рядом – исковерканный пулемет. Это они влепили сюда снаряд, по пулеметчикам.
Павел снял с убитого немца автомат и подсумок с запасными магазинами. Глядя на него, вооружился трофейным автоматом и механик-водитель: все-таки с автоматом надежнее, чем с револьвером. Самоходчикам выдавали морально устаревшие револьверы системы «наган», потому как считалось, что из пистолета было затруднительно вести стрельбу через круглые бойницы. На боковых броневых листах самоходок, как и танковых башен, были небольшие бойницы для оборонительной стрельбы из личного оружия. В бою они изнутри закрывались броневыми пробками.
Всем был хорош «наган»: и безотказен, и стрелял точно, но по израсходовании семи патронов в барабане перезаряжался долго. Это не у «ТТ» или «парабеллума» – поменять опустевший магазин за пару секунд.
Экипаж находился в небольшой комнате. Василий ногой открыл дверь и, выставив вперед автомат, сделал шаг.
– Тут зал какой-то.
Держа оружие наготове,
В вестибюле метро стояла скульптура Гитлера. Василий подошел к ней, прочитал фамилию под головой на пьедестале и с размаху ударил по ней прикладом. Гипсовая скульптура распалась на куски.
– Я бы и по живому Гитлеру так же долбанул, чтобы череп развалился!
– Говорят, он в бункере, глубоко под землей сидит и шнапс ихний глушит.
– Насчет шнапса сомневаюсь, – заметил Павел. – Что делать будем, славяне?
– Самоходку нашу подбили. Что делать, придется своих ждать.
– И рации нет – со своими связаться, – в раздумье сказал Павел. – На улицах немцев недобитых полно, как бы под пулемет не угодить.
– А пойдем по линии метро? – загорелся Василий. – Оно же под землей – ни пуль, ни осколков. И метро заодно посмотрим. Я в нем не был никогда, будет что дома рассказать.
Павел достал из планшета карту и нашел станцию метро, на которой они сейчас находились. Вот только куда пути от нее ведут? Может быть, они в тыл, к своим выйдут, а может статься, что к немцам угодят. Не зная линий, не имея ориентиров, заблудиться под землей очень легко.
Он стоял, раздумывая. В принципе всегда можно вернуться назад, к этой станции. Он попытался сориентироваться, куда идти по линии. То, что на юг, к своим – это понятно, только как без компаса понять, в какой стороне юг?
По ступенькам они начали спускаться вниз. Станция была неглубокого залегания, перрон в полутьме, едва мерцали лампочки аварийного освещения. Из туннеля тянуло сквозняком.
У перрона стоял метропоезд с распахнутыми дверями.
Бойцы подошли поближе и увидели, что в вагонах полно мирных жителей. Они сидели на скамьях и своих узлах, лежали в проходах.
Немцы увидели воинов и замерли в ожидании. В полутьме им было сразу не понять – это немецкие танкисты или страшные русские, которыми их пугал Геббельс. Комбинезоны и у тех и у других темные, на головах – почти одинаковые танковые шлемы. У двоих в руках – советские ППШ, у двоих – немецкие МР-40. Вот и гадай, житель Берлина, кто перед тобой.
Павел шагнул в вагон, поднял руку:
– Наверху, на площади, еще стреляют, поэтому прошу оставаться здесь до вечера. Подскажите, где ветка на юг?
– Поезда, солдат, уже несколько дней не ходят, – ответил пожилой очкарик с рюкзаком в руках.
Толпа, услышав немецкую речь, успокоилась, приняв солдат за своих, а Павел продолжил:
– И все-таки, какой туннель ведет на юг?
– Вот этот, – показал рукой толстяк с саквояжем, – но я бы не советовал вам туда ходить, там уже русские.