Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»
Шрифт:
Тем временем подполковник Гарски, командир V батальона, прибыл на место боя и принял командование полковыми подразделениями, развернутыми там. В качестве подкрепления прибыли еще два взвода 18-й (саперной) роты.
Наша атака Каменки и леса позади нее началась в 05.45 при поддержке взвода тяжелых орудий 15-й роты фельдфебеля Шваппахера. Слева от 17-й роты расположился взвод штурмовых орудий лейтенанта Древеса. Противник хорошо окопался на пшеничном поле, в кустах и среди деревьев и отлично замаскировался. Русских почти невозможно было заметить, а ведь они имели легкие и тяжелые пулеметы, тяжелые минометы, легкие и средние противотанковые орудия и несколько
Атакующих встретил плотный заградительный огонь. Тем не менее они рванулись вперед при поддержке тяжелого оружия. Когда русские попытались обойти атакующие роты, начав собственную атаку с фланга, 1-й взвод и отделение тяжелых пулеметов вступили в бой и отбили эту атаку с тяжелыми потерями для противника. Тем временем атака двух других взводов перешла в жестокий ближний бой. Потери росли. Лейтенант Штокман был ранен. Унтер-офицер Гутт был убит, а фельдфебель Клатт получил вторую рану. Ни один из противников не желал отступать. Противник понес тяжелые потери, и к 07.00 Каменка была отбита, мы вышли на опушку леса. В 07.45 после короткого отдыха и перегруппировки наступление возобновилось по обе стороны дороги. Едва мы прошли 100 метров, как роту встретил сильный огонь русских, залегших на земле и спрятавшихся между деревьев. Однако вскоре огонь противника прекратился. Тем временем 17-я (мотоциклетная) и 18-я (саперная) роты встретили серьезное сопротивление, которое продолжалось до 09.00. Медленное продвижение также продолжалось, было захвачено большое количество припасов, в том числе тяжелые пулеметы и легкие пушки. Было взято двое пленных, один из которых говорил по-немецки. Он объяснил, что его дивизия была вынуждена прорываться из котла возле Минска, а здесь наступал один из полков. Бой закончился вскоре после 11.00, и был установлен контакт с северной группой.
6-я рота потеряла убитыми лейтенанта Иоахима Штокмана, унтер-офицера Вильгельма Гутта и обер-ефрейтора Рейнхарда Бикеля. Рота также потеряла 11 человек ранеными, трое из них – тяжело. Обер-ефрейторы Воденик и Минненбуш позднее скончались от ран».
Впрочем, справедливости ради следует сказать, что это была мелкая неприятность, хотя немцы и назвали этот эпизод трагедией. И здесь мы сталкиваемся с интересными парадоксами. Командование Красной Армии действует крайне нераспорядительно. Вроде бы имеются все основания для спасения хотя бы части сил, однако почему-то три армии перестали существовать. Однако историки умело исправляют ошибки генералов. Например, нам рассказывают, как умело маневрирует 3-я армия, прорываясь из Волковысского котла, как она громит подвернувшиеся немецкие дивизии, вот только непонятно, почему она перестала существовать? 22 июня в нее входили 6 стрелковых, две танковые и механизированная дивизии, до 1 июля ей же была передана еще одна стрелковая дивизия. Вот только почему в приказе СВГК СССР № 270 говорится: «Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий»?! 500 человек из 10 дивизий… Не слишком много. При том, что ни 108-я, ни 64-я дивизии в состав армии не входили.
Сразу после замыкания котла 30 июня Гудериан прилетает в штаб Гота, чтобы обсудить совместные действия по форсированию Березины. Но в действительности все оказалось гораздо хитрее. Двое командующих втайне договорились продолжить наступление на восток, не обращая внимания на попытки штабов задержать их. Бои в Минском котле уже подходили к завершению, и руки у панцер-генералов действительно были развязаны. В общем, к 8 июля котел был ликвидирован. Немцы считали, что уничтожили 32 советские дивизии и 6 бригад, 3332 танка и 1809 орудий, взяли в плен 342 тысячи человек и уничтожили еще 200 тысяч ценой совершенно незначительных потерь: 5 тысяч убитых и 18 тысяч раненых.
Добавим, что из высшего командного состава погибли 3 комкора и 2 комдива, попали в плен 2 комкора и 6 командиров дивизий, еще один командир корпуса и 2 командира дивизий пропали без вести. По приказу Сталина остатки командования Западного фронта во главе с генералом Павловым были расстреляны.
Еще 28 июня 3-я танковая дивизия ввязалась в бои за Бобруйск на берегу Березины, в ходе которых понесла потери. Однако здесь Гудериану снова повезло. Воздушная разведка подсказала командиру 4-й танковой дивизии генералу фон Лангерману нужное направление, и 30 июня она захватила железнодорожный мост в районе деревни Свислочь в 90 километрах южнее дивизии Моделя. Этот огромный разрыв оставался неприкрытым, но советское командование не сумело им воспользоваться. В этот же самый день немецкие саперы наконец навели мосты, и мотопехота Моделя переправилась через Березину возле Бобруйска. Попытки советской авиации разрушить переправы привели к тяжелейшим потерям в бомбардировщиках, действовавших без истребительного прикрытия.
Вот как наступала 4-я танковая дивизия: «28 июня. Бензовозы, которые были подожжены русскими самолетами, горели на дороге впереди нас. Наш командный пункт несколько раз подвергался налетам авиации, но наши истребители хорошо показали себя. Они сбили бомбардировщик прямо над нами. Два человека выпрыгнули из горящей машины, но только один парашют раскрылся. Пилот шлепнулся на песок прямо рядом с центром связи. В нескольких метрах от него самолет вертикально воткнулся в землю. Пока он был в воздухе, мы видели искаженное страхом лицо и открытый в крике рот. Парашют плавно скользил к нам. Летчик пытался направить купол в другом направлении, но напрасно. Мы бросились к нему на помощь. Он приземлился без повреждений, бросил парашют и попытался удрать. Мы погнались за ним и окружили. Он выхватил пистолет и начал стрелять. Тогда мы взяли его на прицел, и он сдался. Однако лицо летчика было искажено яростью, и мы отобрали у него пистолет, опасаясь, что он застрелится. Мы немедленно отправили его к командиру бригады полковнику фон Заукену, который хорошо говорил по-русски. Однако смелый русский так и не сказал, откуда он вылетел и к какой части принадлежит. При этом он был удивлен тем, что мы с ним хорошо обращались. Мы даже помогли ему похоронить погибшего товарища.
Наши истребители весь день патрулировали над маршрутом продвижения, чтобы защитить наступающие войска от внезапных атак бомбардировщиков. Это была истребительная эскадра «Мёльдерс».
Наши бомбардировщики и пикировщики пролетали над нами. Густые клубы дыма отмечали места, где они сбросили свои бомбы. Самолеты-разведчики сбрасывали нам свои сообщения о том, где они обнаружили крупные силы врага. Толстобрюхие Ju-52 сновали туда и сюда, чтобы доставить нам боеприпасы и топливо. Наш постоянный спутник Физелер «Шторх» постоянно болтался над вершинами деревьев, чтобы помешать внезапному нападению из засады.
Над путем следования поднималась огромная пелена пыли и песка. Колонны снабжения с трудом переползали через мелкие бомбовые воронки. Медицинские автомобили старались не отставать от нас.
Если танки упрямо рвались на восток, задачей мотопехоты была защита дороги, так как русские всеми силами старались перерезать эту артерию, которая питала наши войска. Иногда происходили стычки и перестрелки. Русские останавливали движение по дороге обстрелами из орудий и противотанковых пушек.
Конец ознакомительного фрагмента.