Танкоопасное направление. «Броня крепка!»

Таругин Олег Витальевич

Внутри нашлось три сигареты, парочку из которых еще вполне можно было использовать по назначению. Закурив – привычный для виртуала, но непривычный для него самого табак отчаянно драл горло, – Захаров перепоясался портупеей с кобурой, на всякий случай проверив ее содержимое. Нет, с этой стороны все в порядке – и штатный ТТ на месте, и две полнехонькие обоймы, одна в рукояти, вторая в кармашке. Прихватив с вбитого в стену гвоздя шлемофон, вышел наружу, попыхивая зажатой в губах откровенно дрянной сигаретой.

Снаружи обнаружилось серенькое, с затянутым облаками небом, весеннее утро.

И родной экипаж, рассевшийся на бревнах вокруг разложенного костерка. Мехвод жизнерадостно пробасил:

– О, вот и командир до нас снизойти соизволил. Точнее, подняться. И как оно спалось? Кошмары после вчерашнего не мучили, а, товарищ лейтенант? А то у меня таки есть, чем нервы подлечить…

– Кончай, Коля, ладно? – Захаров опустился на свободное

бревнышко. – Что там комбат?

– А я знаю? Говорят, до станции убыл, где и нас ждут не дождутся. Почапали, что ли, командир? А то все танки расхватают, придется в пехоту переходить, а у меня мозоль. Тут, вроде, недалеко, вон там, за рощицей.

– Пошли, – пожал плечами Захаров, не видя особого смысла и дальше сидеть. Бросил в догорающий костер окурок – ну и дрянь же в прошлом курили, что наши, что фрицы! – и первым поднялся на ноги.

Растущая на невысоком холме роща оказалась не слишком густой и порядком попорченной разместившимися под сводами деревьев тыловыми службами, без особых сомнений рубившими подлесок и деревья на дрова и маскировку. Пока шли, Захаров заметил и санбат, и кашеваров с хлебопеками – вот откуда хлебушек-то! – и еще кого-то, чье хозяйство оказалось укрытым маскировочными сетями – уж не штаб ли какой? Похоже, командование решило по максимуму использовать естественное укрытие, пусть даже деревья еще не успели обзавестись обширными кронами. Ага, вон и зенитчики на опушке обосновались: Дмитрий рассмотрел среди деревьев замаскированные тридцатисемимиллиметровые автоматы 61-К, задравшие в зенит увенчанные коническими раструбами пламегасителей хоботки стволов.

А затем рощица закончилась. Станция, как выяснилось, находилась несколько ниже, у подножия холма. Дмитрий, разумеется, не мог назвать себя знатоком железнодорожных станций начала сороковых, однако эта показалась ему достаточно большой. Несколько веток, построенный явно еще до эпохи исторического материализма каменный вокзал и множество станционных строений и крытых толем и шифером пакгаузов. В общем, как минимум ЖД узел районного значения, а то и больше. Немцы, судя по всему, были примерно того же мнения, поэтому следы бомбежек обнаруживались практически везде – вокзал давно лишился крыши, стены над выбитыми ударной волной окнами закопчены, от многих пакгаузов остались лишь стены. И множество воронок от бомб, как свежих, с отвалами вывороченной глины, еще не размытой дождями, так и старых, уже порядком заплывших и поросших травой. Часть авианалетов оказались успешными для люфтваффе, подтверждением чему были сброшенные с путей искореженные остовы платформ и сгоревших вагонов и даже опрокинутый набок паровоз с разорванным котлом и смятой взрывом будкой.

Прикрывали станцию две зенитные батареи, на сей раз куда более серьезного калибра, не то семидесятишестимиллиметровые, не то и поболе – в зенитных орудиях Дмитрий силен не был, как, впрочем, и в прочей артиллерии. Помнил лишь, что наиболее мощной отечественной зениткой являлось орудие калибром в восемьдесят пять миллиметров. Серьезно… наверное. Видимо, да, серьезно – судя по плотности воронок, немецким асам зенитчики определенно стояли поперек горла, и бомбили их не менее ожесточенно, нежели стоящие на путях эшелоны. Вон те искореженные обломки в десятке метров от капониров – наверняка попавшие под авиаудар орудия, признанные неремонтопригодными и там же и брошенные.

Но самым интересным был, разумеется, не общий вид побитой асами Геринга, но вполне живой станции, а стоящие на путях эшелоны. Точнее, ближний, тот, что замер у разгрузочной рампы. Паровоз уже отогнали куда-то на запасные пути под бункеровку, а у платформ со стоящими на них танками – башни развернуты и зачехлены; впрочем, не у всех – видать, часть дефицитного на фронте брезента уже растворилась в неизвестном направлении – хлопотали железнодорожники и танкисты бригады. Захаров присмотрелся, с искренним интересом разглядывая прибывшие танки: ведь ему скоро предстоит играть на одной из этих машин. Ну в смысле воевать, конечно же, воевать! Ведь разработчики «Танковой схватки» сделали все возможное, чтобы игрок ни секунды не сомневался, что он на самом деле именно воюет,а не режется в очередной навороченный симулятор с другими неведомыми ему сетевыми геймерами. А вот насчет прибывших танков – неплохо, кстати! Уже знакомые по прошлым играм «тридцатьчетверки» с башней-«гайкой», но с улучшенной ходовой. В смысле не с лишенными бандажей «сталинградскими» катками с внутренней амортизацией, грохочущими на всю ивановскую, а с нормальными обрезиненными. Уралмашевские танки скорее всего. Командирских башенок пока еще, увы, нет, зато есть надежда, что и трансмиссия улучшенного типа, то бишь более-менее доведенная до ума. Пушка, правда, все та же, родная «эф тридцать четыре», но если с «Тиграми» или «Пантерами» не столкнутся, то тоже вполне нормально. Для «тройки» или «четверки» на дистанции меньше километра прокатит, а дальше и не нужно – прицел не тот,

так что особо и выпендриваться не стоит… Короче, нормальный танк, основная, между прочим, серийная модификация. В смысле, если прикинуть, сколько заводы успели выпустить до сорок второго и сколько – после появления «восемьдесят пятого». Вот и выходит, что «гаек» наклепали больше всего, и именно эта модель вынесла основную тяжесть Великой войны. Тяжелых танков оказалось всего пять штук, легких, как ни странно, не было вовсе. Интересно, бригада, получается, в подавляющем большинстве будет укомплектована «тридцатьчетверками»? Ну, за исключением этих самых пяти КБ и тех машин, что ремонтники успеют вернуть в строй до начала боев. А не столь и многочисленные уцелевшие легкие, в основном Т-60 и «семидесятки», выходит, станут выполнять исключительно разведывательные функции? Впрочем, ему-то какая разница? Наоборот, радоваться нужно: «Ворошиловы» на данном этапе войны себя уже почти что изжили, а ИСов пока что не присылают, хотя производство первой модификации с восьмидесятипятимиллиметровой пушкой вроде бы должно уже быть налажено. А от легких в реальном встречном бою или атаке на батарею ПТО и вовсе никакой пользы, только людей гробить.

– О чем задумался, командир? – ну, разумеется, снова мехвод. Между прочим, подозрительно грамотно говорит, интересно, что он о нем знает? Захаров напряг память – не свою, разумеется, виртуала. Ах, вот оно что! Балакин Николай, сорок три года. Ого, по фронтовым меркам чуть ли не старик. Бывший цеховой инженер Одесского завода имени «Январского восстания», знаменитой «Январки». Ничего себе, так они земляки… упс, ну, то есть это он, Дмитрий Захаров, с ним земляк, но уж никак не мамлей Краснов – не проговориться бы. С какой стати парню из небольшого городка Рязанской области оказаться земляком одессита Балакина?! Ладно, что там еще? Как Николай оказался в кресле механика-водителя? Тоже понятно, во времена славной обороны родного города он клепал из котловой стали знаменитые одесские эрзац-танки НИ – «на испуг». Затем, когда закончились и сталь, и трактора, просился в действующую армию, но не пустили, благо заводам Одессы еще было чем заняться. Ремонтом бронетехники, например. Кроме того, в осажденном городе производились самодельные минометы, мины, гранаты и много чего еще. В середине октября сорок первого эвакуировался вместе с частями Приморской армии в Крым. На передовую снова не попал, поскольку до войны получил профессию тракториста – еще до начала заводской карьеры. Снова эвакуация, ускоренные курсы механиков-водителей и первый танк. И первый командир, он, Васька Краснов, то бишь Дмитрий Захаров. Вот такая хитрая судьба – наверняка мог устроиться и в тылу, инженер все ж таки, но попросился на фронт. С третьего раза и попал. Хм, а ведь они с Красновым, похоже, еще и друзья – который бой в одном экипаже, немудрено…

Кстати, а что ему известно об остальных танкистах, башнере и стрелке-радисте? Ребята новые, толком и не обстрелянные, всего парочка совместных боев, после чего их покалеченную машину вывели в тыл. Первого зовут Иван Гуревич, белорус откуда-то из-под Гомеля, немногословный исполнительный парень девятнадцати лет от роду. Не слишком бойкий, однако ж унитары в ствол пихает вполне расторопно, да и отличия осколочной гранаты от бронебойного освоил вполне. Стрелок-радист. Сибиряк, двадцать лет, звать Сашей Сидорцевым, недоучившийся студент политехнического. Ну, понятно, потому и радист. Ни с первым, ни со вторым особо близких отношений у младшего лейтенанта пока не сложилось, слишком мало времени провели в одном экипаже, не притерлись еще друг к другу. Ладненько, с этим позже разберемся. Хватит ковыряться в чужой памяти, ведь механик-то ждет ответа на свой вопрос.

– Да так, Коля, – пожал плечами Захаров. – Ни о чем, в общем-то. Вон, на танки наши новые гляжу, хорошие вроде машинки, а? Долбанем фашистскую гадину и в хвост, и в гриву? Засадим, так сказать, по самые волосатые помидоры?

«Блин, – тут же одернул себя Дмитрий. – Поосторожнее с подобными штампами нужно! Иди, знай, принято ли у них тут выражаться подобным образом… Хотя, стоп, что это я? Это же просто игра, какая разница, как выражаться?»

– Долбанем, конечно, командир, не вопрос… – показалось или нет, но механик-водитель мазнул по его лицу коротким цепким взглядом. Вот уж точно «блин»! Глупая ситуация, ведь игра – игрой, но вести себя все равно нужно так, словно ты и на самом деле человек той эпохи! Пожалуй, придется следить, о чем, с кем и в каких выражениях говоришь…

– Ладно, пошли, вон «батя» что-то подозрительно озирается, как бы не нас искал…

Несмотря на столь обязательный атрибут разгрузки любого воинского эшелона, как полная неразбериха, обильно сдобренная матом и взаимными наездами (как сказали бы во времена Дмитрия) железнодорожников на армейцев, и наоборот, танки без проблем свели с платформ и выстроили на грунтовке. Второй эшелон, с боеприпасами, к этому времени уже разгрузили, и сейчас полуторки и трехтонные «Захары» торопливо покидали станцию, стремясь поскорее увезти прочь смертоносный груз.