Танковая атака
Шрифт:
Увы, этот дипломатический реверанс не был оценен по достоинству.
– А знаете, что я еще подумал? – небрежно сунув на блюдо в руках альбиноса пустую стопку, обратился непосредственно к Анатолию Степановичу Семибратов. – В этом вашем «грузи и вези» таки имеется рациональное зерно. Я вот давеча говорил Сергею Аркадьевичу, – он отвесил Кулешову легкий полупоклон, – что все подозрения в ваш адрес по поводу обстрела «тигром» центральной площади какого-то там райцентра – чепуха на постном масле. Чепуха, в первую очередь, из-за расстояния, которое за одну ночь вряд ли способен покрыть даже современный танк. Но вы
Стоящая на металлическом блюде посуда коротко звякнула, когда державший его беловолосый парень непроизвольно вздрогнул. Мордвинов метнул в ту сторону быстрый предостерегающий взгляд, но увлеченный своими разглагольствованиями Семибратов, казалось, ничего не заметил. Зато Кулешов поперхнулся коньяком и, кашляя, вопросительно воззрился на Анатолия Степановича.
Внизу, у подножия вала, направляясь по каким-то своим делам, с рокотом и лязгом деловито прополз пятнистый полугусеничный «Вилли».
– Ух ты, – опять восхитился Семибратов, – Эс дэ ка эф зет двести пятьдесят дробь один! Насилу выговорил, – посетовал он. – Что за народ эти немцы! Техника отличная, а названия – язык сломаешь!
– Думал, – глядя на Кулешова, ответил на предыдущую реплику Семибратова Анатолий Степанович. – И пришел к выводу, что это ерунда. Загнать тяжелый танк на грузовую платформу – это не яблоко с прилавка свистнуть. Охрана здесь, смею вас уверить, вполне надежная, мышь не проскочит, а Т-VI, согласитесь, не мышь. Это во-первых. А во-вторых – где смысл?
– Да, – согласился Семибратов, глядя вслед бронетранспортеру, – смысла маловато. С точки зрения Сергея Аркадьевича, а возможно, что и с вашей тоже, его вовсе нет.
– Вы, главное, журналистам эту идейку не подбросьте, – переводя дух, взмолился Кулешов. – Для них, скудоумных, это настоящее золотое дно! Пойдемте лучше постреляем!
– Пойдемте, – согласился Семибратов, тоном и выражением лица намекая, что, в отличие от старинных танков, стрельба для него – не хобби, а уже успевшая слегка поднадоесть часть профессиональных обязанностей.
На огневом рубеже их уже дожидалось приготовленное загодя оружие. Оно было разложено на длинном, обитом оцинкованной жестью столе под крытым красной глиняной черепицей навесом. Стволы, как один, нарезные, тоже имели солидный возраст и музейный вид. Ассортимент впечатлял, но Семибратов, оглядев представшее его взору великолепие, заявил:
– Если позволите, я все-таки предпочту свой. Полагаю, он недурно впишется в общую картину.
И небрежным жестом опытного фокусника извлек из-под полы кожанки сверкнувший на солнце любовно отполированным серебром «парабеллум».
– Вот это да! – восхитился Кулешов. – Позволите полюбопытствовать?
Семибратов молча протянул ему пистолет. Сквозь прозрачные плексигласовые накладки на удобно изогнутой рукоятке была видна обойма с уложенными плотным рядком патронами. Выгравированная на бронзовой именной табличке надпись гласила: «Любимому командиру Николаю Федоровичу Семибратову от благодарного личного состава».
– Любимому командиру от благодарного
– Может быть, вас интересует еще и боевой путь моей части? – принимая из рук Кулешова «парабеллум», любезно осведомился Семибратов. – В войсках, где я служил, афишировать такие вещи как-то не принято. Что же до данного конкретного ствола, то первоначально он, по непроверенным слухам, принадлежал какому-то генералу из корпуса Роммеля. До меня им владел один… ну, это неважно. Когда мы подоспели и прорвали кольцо, в которое эти чернокожие ухари взяли наших ребят, прежнему хозяину пистолет стал уже ни к чему. Солдаты его подобрали и презентовали мне, вот и вся история. Инструмент, кстати, отменный.
В доказательство своих слов он оттянул шарнирный затвор, дослав в ствол патрон, вскинул руку и, не целясь, почти не глядя на мишень, быстро расстрелял обойму. Там, где на вырезанной из фанеры человеческой фигуре располагалось нарисованное красной краской яблочко, образовалась неровная дыра, в которую при большом желании можно было просунуть два пальца.
– Военный билет можете не предъявлять, – разрешил Кулешов и повернулся к Мордвинову. – Ты это видел?
Мордвинов молча пожал плечами. Сергей Аркадьевич взял со стола армейский «Томпсон» сорок пятого калибра с прямым магазином на тридцать патронов, припал щекой к прикладу и, сощурив левый глаз, принялся палить длинными очередями. От его мишени отлетело несколько щепок, и она постепенно, не вдруг, украсилась созвездием немногочисленных, расположенных с большим разбросом дырок. Пока Кулешов переводил дорогие боеприпасы, Мордвинов смотрел на него с тем непроницаемо-терпеливым выражением лица, которое свойственно матерям маленьких мальчиков в те минуты, когда их чада дают выход избыточной энергии, избивая прутиком куст крапивы или тщетно пытаясь пнуть спокойно сидящую на заведомо недосягаемом расстоянии кошку – снова и снова, раз за разом, не выпуская при этом мамину руку, чтобы не шлепнуться на асфальт.
Затвор «томми» выбросил последнюю стреляную гильзу и лязгнул вхолостую. Кулешов опустил курящийся едким пороховым дымком автомат. Гильза, дребезжа, покатилась по оцинкованной поверхности стола, наткнулась на казенник лежащего наготове «шмайссера», качнулась пару раз и замерла. В наступившей тишине стали слышны обрывки доносящейся откуда-то знакомой с детства бодрой маршевой мелодии:
Но разведка доложила точно,
И пошел, командою взметен,
По родной земле дальневосточной
Броневой ударный батальон!
В кармане у Кулешова, заставив его вздрогнуть, зазвонил телефон. «Уси-пуси, пуси-муси, миленький мой, я горю, я вся во вкусе рядом с тобой…» – послышались из-под кожаного комсоставского реглана слова популярной некогда песни. О том, кто звонит, было нетрудно догадаться по мелодии вызова. Недовольно морщась, Сергей Аркадьевич полез в карман.
– Броневой ударный телефон, – с улыбкой сказал Семибратов.