Танковая атака
Шрифт:
Подожженный двумя прямыми попаданиями «тигр» горел, как пионерский костер, завалившись правым бортом в глубокую рытвину. «Тридцатьчетверка» с заклинившей, развернутой на сорок пять градусов влево башней покинула бой и двинулась в направлении ближнего перелеска. На полпути ее мотор заглох, и Глеб увидел в прицел, как экипаж торопливо покидает танк. Легкий Т-III выпалил издалека и сразу же задним ходом ушел за пригорок, явно опасаясь получить сдачи. Снаряд упал с большим недолетом и, похоже, был осколочным. Т-60 не было видно, но эта жестянка беспокоила Глеба меньше всего: все, на что она была способна, это геройски погибнуть, не причинив противнику ни малейшего вреда.
– Трогай
Ответа не последовало. Танк не сдвинулся с места, продолжая мерно клокотать работающим на холостых оборотах мотором, и, оторвавшись от прицела, Глеб обнаружил, что остался в машине один. Люк механика-водителя был открыт, на жестяном приборном щитке, выкрашенном, как и все внутри «королевского тигра», в темно-желтый цвет, горел, сигнализируя о перегреве двигателя, тревожный красный огонек. Белого и след простыл, и, осторожно высунувшись из командирского люка, Глеб увидел далеко впереди его мелькающую от кустика к кустику и от бугорка к бугорку сгорбленную фигуру. Петляя, как заяц, Белый бежал в сторону базы, до которой было больше пяти километров.
Впрочем, по-настоящему запыхаться ему было не суждено. Глеб вспомнил об установленном в шаровой подвеске перед местом стрелка-радиста МГ-34, но не успел решить, хочет ли им воспользоваться. Все решилось за него и помимо него: из-за купы ракитника, издалека немного похожей на прильнувшего к земле упитанного кота, протрещала длинная очередь. Белый пригнулся еще ниже, но залечь не успел: новая очередь ударила его в левый бок, опрокинув на землю. Глеб видел, как он приподнялся, силясь не то поползти, не то позвать на помощь, и тут потерявшийся, было, Т-60, выскочив из засады, на полном ходу прошелся по нему гусеницами. Одержав эту не шибко красивую победу, легкий танк круто забрал влево и, отчаянно пыля, скрылся из вида в тех же кустах, из которых только что появился.
Т-III напомнил о себе разорвавшимся неподалеку снарядом. Глеб пригнулся, спустился в башню и захлопнул над собой люк. По броне запоздало простучала пулеметная очередь, за которой последовал еще один выстрел из пушки. Сиверов соскользнул вниз, в кресло водителя, опустил перед лицом броневую заслонку, включил первую передачу и дал газ. Попавший в руки неопытного водителя танк некрасиво, рывком тронулся с места и начал с тупым упорством карабкаться по пологому склону пригорка, на вершине которого дымилось то, что осталось от ИСа. Глеб развернул его, коротко выругавшись, когда от башни рикошетом отскочил еще один снаряд, вывел на относительно ровное место и, наконец, вынул из кармана телефон, который все это время не переставал упорно трезвонить.
– Чем, черт возьми, ты там занят? – с места в карьер напустился на него Федор Филиппович. – Битый час тебе звоню!
– В войнушку играю, – сообщил Глеб. – В танчики. Докладываю: пять уничтожил, два подбил. Осталось еще два, но это уже семечки.
– Прекрати, Глеб Петрович, мне сейчас не до шуток. Только что звонил наш человек с полигона…
Глеб хотел высказаться по поводу «нашего человека» в стане противника, о существовании которого до этой минуты даже не подозревал, но тут «тигр» болезненно содрогнулся от еще одного попадания, пришедшегося в левый борт. Центральный отсек заволокло едким тротиловым дымом, в котором продолжала тревожно рдеть красная лампочка на приборном щитке. Глеб читал, что в «королевском тигре» была предусмотрена автоматическая система пожаротушения, которая, помимо всего прочего, разбрасывала в моторном отсеке гасящую смесь, как только температура в нем поднималась до ста двадцати градусов. Пока
Он читал о «королевских» еще кое-что, но об этом в данный момент лучше было не вспоминать.
– Что там у тебя за шум? – сердито спросила трубка голосом генерала Потапчука.
– Здесь, на минуточку, все-таки танковый полигон, – прокашлявшись, напомнил Глеб. Вдаваться в дальнейшие подробности вдруг расхотелось. Не до шуток ему там, видите ли… А кому до шуток-то?!
– Мне сообщили, что примерно полчаса назад на полигон прибыл Пагава, – сказал Федор Филиппович.
– Ух ты, – удивился Глеб. Повинуясь внезапному порыву, он резко ударил по тормозам, и посланный с упреждением снаряд вздыбил землю в метре от замершего на месте «тигра».
Не имея возможности выстрелить в ответ, Глеб развернул танк почти на девяносто градусов и повел его прямо на идущий параллельным курсом Т-III, подставив его маломощному орудию непробиваемую лобовую броню. Противник отвернул и пошел по широкой дуге, норовя зайти в тыл. Обретающийся где-то вне ограниченного смотровой щелью поля зрения Т-60 (он же БМ-2 – братская могила на двоих, как окрестили его в первые дни войны танкисты) пальнул из своей куцей мелкокалиберной пушчонки. Удар пришелся в броневой фартук, защищающий катки левого борта. Он был смехотворно слаб, но служил признаком наметившейся неприятной тенденции: понимая, что их орудия ничего не могут поделать с толстой шкурой «королевского», наводчики оставшихся в строю танков противника сосредоточили огонь на его гусеницах.
– Будь осторожен, – говорил тем временем Федор Филиппович, – не попадись на глаза Пагаве. Я уже выслал туда опергруппу, но ты лучше уноси ноги, пока цел. Да, – добавил он, не дав Глебу возможности поблагодарить за своевременное предупреждение, – и еще одно. Мне тут докладывают, что твой приятель Мордвинов только что, буквально минуту назад, покинул полигон на машине Кулешова.
– Один? – спросил Глеб, свободной рукой поворачивая рулевую дугу, чтобы не врезаться в догорающий КВ.
– Как перст. Даже без водителя.
– Вот это уже интересно, – сказал Сиверов. – Спасибо, до связи.
Он первым прервал соединение и, сунув телефон в карман, освободившейся рукой развернул планшет с картой местности – не картой, собственно, а составленной от руки и размноженной на ксероксе примитивной, но очень подробной схемой, на которой был изображен только полигон и его ближайшие окрестности. Проведенная толстым красным маркером черта обозначала границу владений господина Кулешова, пересекать которую на гусеницах, мягко говоря, не рекомендовалось. Если верить условным обозначениям на схеме и визуально наблюдаемым на местности приметам, отсюда до нее по прямой было километра три или четыре, а оттуда оставался еще примерно километр до дороги – асфальтированного лесного проселка, что, огибая полигон по двум сторонам периметра, немного дальше круто сворачивал влево, в сторону скоростного шоссе.
Нога вдавила педаль газа в пол раньше, чем Глеб успел во всех подробностях представить себе мчащийся по гладкому асфальту бронированный «майбах». Нипочем не успеть, подумал он. И тут же мысленно добавил: а вдруг? Асфальт-то гладкий, да дорога кружная, непрямая – поворот на повороте, особенно не разгонишься, и толку от мощного движка на этом серпантине, считай, никакого. Километров семь до внешнего периметра, небольшая заминка у ворот и дальше – лесом, по всем петлям и изгибам, вдоль забора, километров двадцать или около того…