Танковый таран. Машина пламенем объята…
Шрифт:
Заметить смертельную опасность можно было только лишь в самый последний момент, когда наши и вражеские танки сходились вплотную. И стрельба велась вплотную.
— Башнер, осколочно-фугасным, заряжай! — Николай Горелов сорвал голос окончательно и теперь только мог страшно хрипеть пересохшей и разодранной едкой пороховой гарью глоткой.
— Есть осколочно-фугасным! — За медным унитаром захлопнулся клиновой затвор 76-миллиметровой пушки.
— Вправо девяносто, по гусеницам, огонь!!!
— Есть огонь!!! Выстрел!
Башня «тридцатьчетверки» развернулась вправо, ствол орудия склонился, отрабатывая вертикальное наведение. Грянул выстрел! Осколочно-фугасный снаряд угодил прямо в правую гусеницу угловатого Pz Kpfw III Ausf. F. Бризантный заряд разорвался, разорвав стальную ленту гусеницы. Во все стороны полетели стальные траки и скрепляющие их стальные пальцы, обломки направляющего колеса, катков и поддерживающих роликов, стальная лента изуродованной гусеницы. Тяжелую угловатую коробку с крестом на башне развернуло боком. И тут дульный срез орудия командирской «тридцатьчетверки» снова озарился пламенем. На этот раз в пушку был заряжен сплошной бронебойный калиберный снаряд. Болванка из тугоплавкой высокопрочной стали ударила в борт — прямо в центр белой окантовки паучьего креста.
— Есть попадание! — прохрипел Горелов.
Вражеский танк замер, из его моторного отделения повалил дым. Раскрылись люки, пять гитлеровских танкистов вывалились на грязный снег, словно большие, мерзкие тараканы.
— Башнер, из пулемета, по фашистской мрази, огонь!
— Есть, командир! — Из спаренного с пушкой пулемета ударила трассирующая очередь. Искры рикошетов рассыпались по броне, пули скосили немецких танкистов. — Подыхайте, сволочи!
Внезапно по броне «тридцатьчетверки» пришелся сильный удар. Аж зубы лязгнули. Танкошлемы с нашитыми мягкими «подушками»-амортизаторами спасли головы командирского танка. Но смертоносная болванка, выбив сноп искр расплавленного металла, отрикошетила от наклонного листа брони. Борта огнеметных танков прикрывали дополнительно наваренные листы брони, потому, как за броневой преградой находились баки с горючей смесью для огнеметов. Гвардии капитан Горелов в очередной раз добрым словом помянул конструктора чудо-танка — Михаила Ильича Кошкина.
— Вперед! Огонь! — скомандовал Николай.
Бой затягивался, но гитлеровцы атаковали уже не так настойчиво. Уцелевшие угловатые «панцеры», приземистые опасные «штуги», похожие на гробы «крафтвагены» маневрировали, но все больше пятились, а их выстрелы все чаще становились неприцельными и малорезультативны. Пехота в серых, мышиного цвета, шинелях залегла и била редкими выстрелами. Отрывисто «пилили» «машингеверы». Но так продолжалось недолго.
Вскоре еще одна массированная атака гитлеровцев захлебнулась. Гвардии капитан Горелов даже не стразу осознал, что бой уже закончился. Он поднял голову к проему башенного люка, общего для командира и башнера. Люк был тяжелый, и в экстремальной ситуации поднять его быстро было очень тяжело. Поэтому его и держали открытым в бою. Но даже такая вентиляция не спасала от пороховой гари — танковая пушка Ф-34 буквально плевалась дымом, причем в обе стороны.
В проеме башенного люка серело небо, на землю опускались быстрые зимние сумерки. Бой закончился.
— Мехвод, отгони танк на запасную позицию, — прохрипел командир.
— Есть, — также проклекотал сорванной глоткой Степан Никифорович Стеценко.
Командирская огнеметная «тридцатьчетверка» выпустила сизый клуб дыма из выхлопных патрубков, развернулась, разметав снег стальными лентами гусениц, и забралась в танковый окоп.
Николай Горелов отсоединил «фишку» разъема рации на танкошлеме и вылез на броню. Рядом, опершись на наклонный лобовой бронелист, смолил самокрутку гвардии старшина.
— Дай затянуться, — попросил вылезший из башенного люка вслед за командиром башнер.
— Держи.
— Товарищ командир, мы без связи остались, — «обрадовал» Горелова башнер. В огнеметной «тридцатьчетверке» стрелка-радиста не было: весь объем занимал сам огнемет, установленный в шаровой установке вместо курсового пулемета. Так что и механику-водителю пришлось потесниться. — Радиостанция от ударов и сотрясений совсем «накрылась», починить нету никакой возможности.
Николай Горелов вяло выругался. Мощная американская радиостанция «добивала» даже сквозь помехи, и неважно, кто их ставил, немцы или же приносили снежные заряды. Такие рации с сентября приходили в Советский Союз по ленд-лизу. Вряд ли у пехотинцев была хоть одна такая. Чудо уже то, что расщедрились и установили на командирском танке… Командир снова выругался и провел черной от сажи ладонью по чумазому лицу.
— Экипажу привести в порядок машину. Проверить техническое состояние двигателя и ходовой. Проверить исправность пушки и пулемета, наличие к ним боеприпасов.
— Командир, огнесмесь у меня давно закончилась.
— Хрен с ней, нам уж точно ее не подвезут… — Горелов окликнул нескольких солдат: — Передайте своим командирам: через десять минут — построение личного состава.
— Есть!
Личный состав… Стоя перед строем, Горелов вглядывался в лица солдат. Обветренные, словно высеченные из гранита. Уже высеченные — не через полвека… Все прокопченные, злые. Сплошь и рядом — раненые. Шатаются, но стоят.
— Товарищи красноармейцы и командиры, объявляю вам благодарность!
— Ура! — Откуда только силы на приветствие: гаркнули от души.
— Товарищ командир, а когда подкрепление будет?
— Не будет никакого подкрепления. Будем стоять насмерть.
— Есть стоять насмерть…
— А где комиссар?
— Убило комиссара, уже отстоял свое.
— Приказываю: собрать уцелевшее оружие и боеприпасы. Распределить между живыми… боеспособными. Потом — отдыхать! Это приказ, нужно хоть немного восстановить силы.
Красноармейцы и командиры забрались в чудом уцелевшие немецкие блиндажи и землянки. Затопили буржуйки, их жар отогрел уставших от тяжкого ратного труда людей. Достали консервы, свои и трофейные. Нашлись галеты и сухари. Как награда для измученных холодом и смертями солдат — фляжка спирта и трофейный шнапс.
Николай Горелов позволил себе выпить самую малость. Из всех выживших командиров он один обладал необходимым боевым опытом. Остальные просто не успевали его набраться. Гвардии капитан бронетанковых войск, ветеран грандиозной пограничной битвы в районе Луцк — Дубно — Броды, а также танковых засад против «панцеров» под Москвой, он понимал, что немцы будут долбать их позиции, пока не сотрут в порошок, в снежную пыль.
И ведь для этого слишком уж больших усилий и прилагать-то не надо. Главная ударная сила — танки почти вся уничтожена. Остались только две огнеметные «тридцатьчетверки» и одна чудом уцелевшая «бэтэшка». Да и у тех боекомплекта — кот наплакал. В командирском ОТ-34 осталось меньше десятка бронебойных и всего четыре осколочно-фугасных снаряда. В других машинах — и того меньше.