Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии
Шрифт:
«Повеления вашего я не нарушал, — возразил Железная Рука не моргнув глазом. — Эти господа вручили мне сто золотых. На монетах я сто раз увидел лицо моего всемилостивейшего императора, прежде чем поделился с ними секретом. А выполнив это условие, Ваше Величество, я вправе был говорить, как вы мне и наказали».
Тут император громко расхохотался. Он не в силах был сердиться на хитреца и отпустил его, наделив на прощание щедрым подарком. Так мастер Мартин унес с собой двойную награду и, довольный, возвратился в свою кузню.
Рассказывают, что в Вене долго еще не смолкали толки об этой истории. И не один венский житель,
Каленбергский пастор
Виганд фон Тебен, каленбергский пастор, — так его все обыкновенно называли — еще в студенческие годы прославился как известный балагур и весельчак, любивший потешить народ своими безобидными проделками. Но и после учебы, когда он получил от Отто Веселого приход в Каленберге, нельзя сказать, чтобы он слишком уж остепенился. Достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться: как был он плутом, так и остался. Много сохранилось рассказов о его разных проказах.
В бытность свою студентом пошел он как-то раз к одному из самых хороших мясников в городе, чтоб купить себе окорок. Долго не могли они сторговаться, мясник и студент. И вот пока они стояли да спорили, принялся Виганд на чурбане, где мясо разделывают, орехи колоть. А мясник-то стоял как раз, прислонясь к этому самому чурбану. Студент тогда потихоньку взял и пришпилил его гвоздиком за подол — а тот ничего и не заметил. Видит мясник, что не получить ему своих денег, и говорит:
— Знаешь, дружище, коли ты мне мою цену не заплатишь, так и окорока ты не получишь.
— А это мы еще посмотрим! — ответил ему на это студент, рассмеялся и — хвать окорок, да бежать. Мясник хотел было вдогонку броситься, да ничего у него не вышло, потому как был он крепко-накрепко к чурбану приторочен. Мало того, что он окорока лишился, так еще все над ним потешаться стали, когда разнеслась молва о том, как его студент одурачил. Прошло несколько дней, Виганд снова заявился в лавку и честно заплатил за свой окорок. Мясник же, вместо того чтобы вытолкать проказника взашей, принял его весьма любезно, потому что с того самого дня, как студент его к чурбану пригвоздил, дела у него пошли еще лучше и от любопытствующих посетителей отбою не было.
Когда же Виганд поселился уже в Каленберге, где получил приход, явилась к нему однажды нежданно-негаданно супруга герцога со всею своею свитою и заявила, что, дескать, обедать здесь будет. Пастор бросился обед устраивать, похватал какие-то миски да горшки, развел на скорую руку огонь в печи и поставил все посудины, как были пустые, на плиту. Покачала герцогиня головой и удивленно так спрашивает:
— А что же горшки-то у тебе все пустые?
— А я подумал, что Вы привезли с собою еды с герцогской кухни. Мне-то герцогинь со свитами кормить не под силу, потому как вы за один день все съедите, что у нас на целый год припасено.
Рассмеялась на это герцогиня и велела принести еды из походных запасов, так что и пастор внакладе не остался.
При всей любви и уважении, которыми пользовался сей пастор, был все ж таки один человек, который его терпеть не мог — богач из Вены по имени Филипп Юццельшнейдер. Этот самый богач давно мечтал заполучить весьма доходный приход в Каленберге для своего племянничка и вбил себе в голову, что хитрый пастор
Но мало того, Юццельшнейдер, чтоб совсем уж пастора среди прихожан ославить, затеял еще одну каверзу. Заказал он одному художнику картину, на которой велел изобразить волка, который перед стадом баранов проповедь держит. Волк должен был походить на пастора, ну, а баранами, стало быть, представлялась вся его паства. На следующее воскресенье эта красота должна была появиться прямо на дверях церкви, чтобы все ее после проповеди увидели. Художник взялся выполнить сей заказ, а сам тут же рассказал обо всем пастору, который на самом деле был его другом. Тот подговорил его все сделать по-другому, на что художник, рассмеявшись, согласился.
На следующее воскресенье Виганд, как обычно, читал проповедь. Уже ближе к концу услышал он, как к дверям церкви прибивают заказанную картину, но и виду не подал, а только про себя усмехнулся. Крестьяне же прямо изнывали от любопытства и не могли дождаться, когда кончится проповедь, чтоб посмотреть на картинку, о которой они рке краем уха слышали. Под конец вспомнил пастор и о новой крыше для церкви. Только просил он немного: всего-то, чтобы хватило на починку крыши над алтарем. Крестьяне вздохнули с облегчением, потому как на такую ерунду можно и раскошелиться, тут много денег не понадобится.
Юццельшнейдер рассердился не на шутку, когда услыхал, что крестьяне промеж себя говорили. А говорили они о том, что пастор не такой уж разбойник оказался, как о нем всякие господа рассказывают, возводя на него всяческую напраслину. Юццельшнейдеру оставалось утешаться только тем, что вот выйдет народ из церкви, увидит картину, и начнется тогда потеха, так что пастору тут конец и придет. Когда же богач подошел к церковным дверям, где стояли крестьяне, надрываясь от смеха, то увидел, что волк-то на картине не на Виганда похож, а на него самого. Позеленел он от злости и бросился вне себя от ярости бежать, а пастор, очень довольный, остался со своими прихожанами, которых немало позабавила эта проказа.
Получил Виганд и деньги на новую крышу — тут уж само небо ему услугу оказало. На следующее воскресенье дождь лил как из ведра, и крестьяне в церкви промокли до нитки, а пастору — ничего, на него ни одной капли не упало. Поняли крестьяне, что и впрямь надо новую крышу делать, и пожертвовали на это немало денег.
Много еще всяких забавных историй можно рассказать о пасторе из Каленберга. Случалось, он со своими шутками да проказами совсем уж палку перегибал, так что крестьяне на него не раз сердиться начинали, только сердились они не долго и всегда быстро прощали. Да только не успеют они простить его, а он, глядишь, опять за свои проделки принимается. На старости лет перебрался он в замок Нойбург в Штирии, где и прослужил до самой своей смерти капелланом в крепости.