Таня Гроттер и Болтливый сфинкс
Шрифт:
И Гностис фатум, иPollice verco , и любые лукавые артефакты – все одинаково бессильно против сфинкса, который саму ненависть к себе делает своим союзником. Зло гибкая и хитрая сила. Сила, которую ничем не удивишь и никогда не обыграешь на поле хитрости. Оно предусмотрело все варианты, все исходы. Любой обходной путь – его путь. Любой компромисс – его компромисс. Любое великодушие или отсрочка – уловка, чтобы расслабить тебя и ударить ножом, когда ты не будешь готов.
Зло не удивишь открытым сопротивлением,
Мегар потянулся и стал неторопливо приближаться, явно провоцируя Ваньку на использование магии. Мышцы на его передних лапах были устрашающе рельефны. Пористое, с прожилками, человеческое лицо вязалось с ними плохо.
– Или я услышу свой ответ немедленно, или все-таки сломаю тебе позвоночник!.. – сказал сфинкс без особой угрозы, но явно не в шутку.
Ванька попытался изгнать отвратительный страх. Каждый вдох и выдох давался ему с усилием.
– Давай! – сказал он.
Мегар озадаченно остановился.
– Не расслышал! Ты мне разрешаешь, что ли? – спросил он недоверчиво.
– Разрешаю!
– Не притворяйся, что тебе безразлично! Я чувствую, как пахнет твой ужас! Этот запах ни с чем невозможно спутать.
– Боюсь – ну и что? Чем больше ты вредишь моему телу, тем слабее становишься сам, – произнес Ванька по наитию.
По тому, как дернулась и застыла приподнятая для очередного шага лапа сфинкса, Ванька понял, что попал в цель. Но почему? Что такого он сказал?
– Пожалуй, я не буду ломать тебе позвоночник. Я начну… гм… с ноги. Тот, кто силен в теории, проколется на практике, – сказал Мегар.
Мгновенный прыжок, удар, и Ванька закричал, услышав, как под тяжестью беспощадной лапы сломалась его левая голень. И вновь боль пришла с запозданием, точно собрав все силы, чтобы всверлиться Ваньке в мозг.
Дышать… просто дышать… вдох… выдох… снова вдох… Ванька не мог ни о чем думать. Только дышать, чтобы отодвинуть боль или хотя бы сделать ее терпимой. До чего же непрочно свинчено наше тело, если физическое страдание так влияет на мышление!
На время оставив в покое хрипящего Ваньку, сфинкс неторопливо обошел защитный круг, точно издеваясь над теми, кто, связанный клятвой, находился внутри. Таня увидела его бабий подбородок и рыбий рот совсем рядом, и этот рот, этот подбородок мгновенно перечеркнули весь страх. Да, сфинкс мог убить Ваньку, а возможно, и не только Ваньку, но победить он точно не мог.
– Я знаю, что вы все обо мне думаете! Я кажусь вам мерзким, страшным, гнусным садистом! Моральным уродом! – самодовольно просипел Мегар.
– Ты кажешься нам больной и бесноватой кошкой. Мы думаем, что с каждой минутой ты все больше проигрываешь, – спокойно произнесла Медузия.
– А я ведь не клялся, что не нападу на вас! – крикнул Мегар. – Вы связаны клятвой, а я нет!
В гневе обернувшись, сфинкс попытался ударить Медузию лапой, но незримая стена не только остановила удар, но и обожгла лапу. Зашипев от боли, сфинкс отпрыгнул.
– Спрятались тут! Ну ничего!.. Что ты несешь, Горгона? Кто проигрывает? Да только взгляни на эту дохлую лягушку! Как она ползает, как смешно дышит! Я могу, не убивая, терзать его целые сутки, пока он не ответит.
– Он ответит даже раньше. Ты сам подсказал ему, – сказала Медузия.
Мегар застыл и повернулся к Ваньке. К его удивлению, тот не лежал уже, а полусидел, опираясь на локоть и левой рукой торопливо скручивал перстень с правой.
– Надо же – живучий! – изумился сфинкс. – Я был уверен, что раньше чем через час ты скулить не перестанешь. И можно спросить: чем ты занят?
Ванька молчал, упорно воюя с кольцом. Лап и когтей сфинкса он уже не боялся. Они стали вдруг чем-то неважным, вроде картонной декорации. Только что он с мгновенной вспышкой, которая всегда сопровождает истину, понял, что главное в сражении со злом не пустая ярость, которой зло с тайной радостью добивается, ибо в ярости человек быстро прогорает. Ключ к победе – упорство и готовность к жертве.
А раз так, то чем пожертвовать, Ванька уже знал. Не тем ли, что бесполезно в борьбе, но что дает ежеминутное ощущение ложного всесилия? Что как будто поднимает его над другими, но на деле метр за метром опускает в бездну?
Он дернул на пальце магическое кольцо и стал поспешно его скручивать. Палец отозвался болью. Раскалившееся кольцо скручивалось с усилием, жадно и беззубо вгрызалось в сустав.
Ваньке чудилось, что вместе с перстнем он срывает и кожу. Кольцо, в обычных случаях послушное, цеплялось за палец с яростью. Должно быть, ощущало, что больше оно там не окажется. Лишь когда внутренняя решимость стала совсем огромной, кольцо соскользнуло.
Забыв о сломанных ребрах, Ванька неосторожно размахнулся и от боли опрокинулся на спину, как рыба заглатывая ртом воздух.
– Получи свое! Отрекаюсь от магии навеки! – крикнул Ванька, с каждым словом ощущая внутри взрыв боли.
Еще до того, как кольцо оторвалось от руки, Ванька увидел, что Мегар странно сжался и сдулся и стал меньше не размерами – нет, а внутренне как-то меньше и незначительнее. Точно с грозного тирана, которого боятся миллионы, сорвали вдруг одежду, и стал виден его жирненький пингвиний животик, такой нестрашно дряблый и мягкий.
Бросок получился слабым и совсем не величественным. Кольцо подлетело метра на полтора, зависло, в падении скользнуло по грязно-желтому боку сфинкса и, упав на плиты, было затянуто жаждущим камнем. Ванька недоверчиво попытался нашарить его взглядом, думая еще, что оно куда-то откатилось, но нет. Кольцо исчезло совсем, а вместе с кольцом из Ваньки ушла и магическая сила, точно он вырвал из себя сорняк с длинным извилистым корнем.
Внутренне Ванька безошибочно ощутил, что может теперь выкрикивать Искрис фронтис целыми сутками и ровным счетом ничего не произойдет. И пылесос больше не взлетит, не откликнется ни на одно, даже самое тихоходное заклинание. Добровольная жертва принесена, и отыграть назад ничего нельзя. Да и нужно ли? Разве так не хорошо?