Таня Гроттер и Болтливый сфинкс
Шрифт:
– Ягун! Ты перегрелся!
У играющего комментатора нашлась своя версия.
– Скорее уж отморозился, – сказал он.
В Тибидохсе их уже ждали, хотя прибыли они на рассвете, когда небо только-только начинало розоветь в той части горизонта, где из океана должно было выплыть солнце.
Еще издали Таня увидела на стенах несколько маленьких фигур, в которых зоркий Ягун определил Медузию, Сарданапала, Ягге, Поклепа и Соловья.
– О, Соловей-то как драконам рад! Разве только не прыгает! – прокомментировал
– С чего ты решил? Он же спокойно стоит, – спросила Таня.
– Это смотря с чем сравнивать! Если черепаха совершает три движения в минуту, значит, она психует! – заявил играющий комментатор, а в следующий миг слетел с пылесоса от молодецкого свиста.
– А вот подзеркаливать нечестно, Соловей Одихматьевич! Я, может, не всерьез гадости говорил, а в совещательном порядке! – завопил он, выныривая из сугроба.
Компания разделилась. Пока Ягун выкарабкивался из сугроба и, охая, искал пылесос, Ванька и присоединившийся к нему Соловей полетели к ангарам, увлекая за собой драконов. Таня же опустилась на стену рядом с Медузией и Сарданапалом.
Сарданапал повел Таню к себе в кабинет. Впереди, не по-женски решительно, шагала доцент Горгонова. Копна ее волос шевелилась в такт шагам. Крайние пряди едва слышно шипели. Для тех, кто хорошо знал ее, это было верным признаком, что Медузия не в духе.
– Как сфинкс? – спросила Таня.
– Прекрасно. Замечательный аппетит. Чудесное самочувствие! Вы об этом хотели узнать, аспирантка Гроттер? – с иронией отвечала Медузия.
Таня пожалела, что вообще открыла рот. Горгона она Горгона и есть, хотя, конечно, и Медузия.
Таня любила кабинет главы Тибидохса. Все здесь дышало неизменностью. Клетка с запертыми черномагическими книгами, скрипучее кресло, маленький золотой сфинкс на двери. Слушая Таню, академик довольно кивал, улыбаясь в усы.
– Полная бессмыслица! Особенно про некромага и про Ваньку! – не выдержав его улыбчивого благодушия, брякнула Таня.
– Ну это-то как раз прозрачнее не бывает. На вашем месте я сделала бы выводы, аспирантка Гроттер, тем более что последние два ответа нас абсолютно не касаются, – ледяным тоном произнесла доцент Горгонова.
Таня вздрогнула и обернулась. Медузия, о которой она забыла, стояла за ее спиной, переставляя в шкафу книги.
– А кого касаются? – растерялась Таня.
Академик примирительно улыбнулся доценту Горгоновой.
– Меди! Я думаю, общая картина нам ясна. Имя «Ванька» в ответах повторяется дважды, и как минимум один раз это нас затрагивает. Позови, пожалуйста, ко мне Ваньку, если тебе это несложно! – попросил он.
– Мне это сложно, но я это сделаю, – холодно отвечала Медузия.
– Как ответ может быть связан с Ванькой? – спросила Таня, когда доцент Горгонова выплыла из кабинета с гордостью покидающей порт испанской каравеллы. – Хотите сказать, если мы скажем сфинксу «Ванька», он уйдет?
– Нет, разумеется! В звучании слова «Ванька» нет абсолютно ничего рокового! Даже если мы соберемся всем Тибидохсом и произнесем «Ванька» все разом, пригласив поручика Ржевского в качестве руководителя хора, то сфинкса этим не изгоним, разве что своими воплями вдавим серные пробки так глубоко ему в мозг, что они встретятся, – сказал Сарданапал.
Он подошел к висевшему на стене календарю и тщательно, точно ребенок, касаясь пальцем каждого числа, пересчитал даты.
– У нас ровно пять дней, чтобы подготовить Ваньку ко всем возможным случайностям.
– Вы серьезно?
– Гм-гм… Хвастать не стану, но когда-то мне удалось за две недели вырастить элитный спецназ из горшечной группы детского сада, – проговорил академик самодовольно.
– Разве Ваньке придется сражаться?
– Без сомнения. Но вот какие формы приобретет это сражение, сказать сложно, – произнес Сарданапал.
Таня вздохнула. Идея академика казалась ей далеко не блестящей. Так уж устроен человек, что, когда припечет, он способен скорее поверить вызвоненному из телефонного справочника герою, которого никогда прежде не видел и знает только его часовые расценки за совершение различных геройств, чем кому-то из близких и хорошо известных людей. Проклятое сомнение, когда же ты прекратишь ползать по миру?
– Вы уверены, что Ванька справится? – спросила Таня.
– Уверенность – это такой маленький, почти крошечный кусочек веры, а вера творит чудеса, – отвечал академик.
Он задумчиво взял со стола гребень и стал расчесывать бороду. Тане почудилось, что борода замурлыкала от удовольствия, хотя никаких очевидных звуков она не издавала, а лишь выгибалась, и по ней пробегали серебристые волны. Тане вспомнилось, что однажды на втором курсе Ягун нашел в аудитории после лекции волос академика, ради эксперимента разорвал его на три части и произнес: «Трух-тибидох!» Рвануло так, что в аудитории не осталось ни одного целого стекла, а сам Ягун заикался две недели. Бороды волшебников не переносят насмешек.
«Если последние два ответа не нужны Медузии, то они касаются меня. Вот почему Сарданапал настоял, чтобы полетела именно я», – внезапно поняла Таня.
При всей важности открытие Таню не потрясло. Оно лишь подтвердило то, о чем Таня и сама уже думала.
Для Ваньки начались тяжелые дни. С утра и до вечера он был занят то с академиком, то с Медузией, то с ними обоими. Как-то Таня и Ягун попытались пробиться к Ваньке в двенадцать ночи, чтобы хоть мельком его увидеть, но обнаружили перед дверью комнаты Пельменника с секирой.