Таня Гроттер и Локон Афродиты
Шрифт:
– Дурак я! Не подумал о заклинании прохождения через песок! Правда, редкое оно. Песок в уши забивается, в нос… – с досадой сказал Шурасик.
Соловей щелкнул пальцами и, сняв заклинание защиты, повернулся к зрителям.
– А вы что встали? На бой гладиаторов пришли? Хлеба и зрелищ захотели? Шампанского и кина? Пряники с перцем, компот с убоиной? Все марш в Тибидохс! Во-он! Слышали, что сказал? Или для вас еще потанцевать? – закричал Соловей на зрителей.
Толпа как-то сразу начала редеть и рассасываться. Первым исчез предусмотрительный букмекер с именем, состоящим
Бейбарсов подошел к Ваньке.
– Как ты понимаешь, мой выстрел остается за мной. Я вправе сделать его в любое время, когда пожелаю, – негромко сказал Глеб.
– Отлично! А пока иди проветрись! И о Тане забудь! – кивнул Ванька.
Бейбарсов поднял трость, холодно поклонился Ваньке и, не обращая внимания на Соловья, направился к Тибидохсу.
К девяти утра на драконбольном поле собралась вся школа. Многие выглядели пасмурными и невыспавшимися. Гробыня то и дело зевала и неохотно тащила за трубу новенький пылесос, на котором собиралась лететь в Магфорд. Гуня Гломов нес два ее чемодана, один из которых так и не смог закрыться и был обвязан веревкой. Свою собственную небольшую сумку Гуня нес в зубах, так как у нее оторвался ремень, а пришивать его Гуне было в лом. Склепова же была вообще не по этой части.
Но впечатление от Гуниного благородства тотчас померкло, стоило Тане посмотреть на Бульонова. Беднягу просто не видно было под вещами Пипы. Он падал, вставал и тащился дальше. Генка выглядел таким загнанным, что его хотелось пристрелить, чтобы он не мучился.
Пипа повисла на руке у Тани.
– Я боюсь высоты! Умоляю, держись ко мне поближе! Если я посмотрю вниз – мне конец! – шепнула она.
– А ты не смотри вниз!
– Скажи что-нибудь поумнее. Меня заранее мутит, стоит мне посмотреть на небо! – пожаловалась Пипа.
– А ты не лети.
– Скажешь тоже! А как же Пупперчик? Он же там, бедненький, без меня ни ест толком, ни пьет. У него ж язва желудка может быть… Эхех! Лучшим выходом было бы, если бы меня сейчас кто-нибудь оглушил дубиной, а очнулась бы я в Магфорде на руках у Гурика, – вздохнула Пипа.
– И чтобы Бульонов стоял рядом и смотрел на тебя добрыми, преданными, как у песика, глазами? – уточнила Таня.
– Ты прямо читаешь мои мысли! – согласилась Пипа. – Ой, он опять уронил мои чемоданы! Да что же это такое! Он что, думает, у меня в Магфорде будет время, чтобы стирать вещи?
Ягун, приделавший к трубе своего пылесоса новую реактивную насадку, сиял как начищенный пятак и вертелся около Соловья.
– Если все будут тащиться, можно, я полечу вперед? Я найду дорогу! – умолял он.
– Нет, лететь будем все вместе. Соблюдая дистанцию и страхуя друг друга. Коллективный полет и гонки – это разные вещи! – хмуро отвечал Соловей.
– Ну позязя! Ну, Соловей Одихмантьевич!
– Отстань, Ягун! Поговори с Поклепом!
– Ага. Чтобы меня повезли в Магфорд в гробу, скованного медными обручами. Фигушки! Я человек, измордованный жизненным опытом, и с Поклепом говорить не буду! – отказался Ягун.
Он с досадой отошел, но вскоре утешился, сообразив, что сможет лететь рядом с Лотковой. Та как раз заканчивала привязывать к своему пылесосу очередную ленту-талисман. Ягун смотрел на все эти фенечки без удовольствия, но с универсальным мужским терпением, которое выражается в том, что с женскими закидонами не спорят.
Сарданапал в новом красном плаще стоял рядом с Медузией, которая сердито говорила ему, что в его возрасте в плащах не летают и надо бережнее относиться к своему здоровью.
– Вы же даже теплой одежды с собой в Магфорд почти не взяли! Только книги, книги, книги! – говорила она.
– Э, Меди, здоровье-то штука такая! Или ты его, или оно тебя! – легкомысленно отвечал академик.
Между отлетающими с хитрым видом прохаживался малютка Клоппик. Похоже было, что он что-то затевает. Во всяком случае, циклопы, с которыми Клоппик вечно крутился, обыгрывая их в карты, таинственно ухмылялись и подталкивали друг друга локтями.
Стоя с молотком в руках и зажатыми во рту гвоздями, Поклеп Поклепыч старательно заколачивал бочку с русалкой Милюлей. На бочке значилось: «Магфорд. Срочная доставка грузов». Рядом равнодушно покуривали кальяны два джинна в тюрбанах из службы грузовых перевозок.
– Эй, вы! Перестаньте курить эту дрянь! У вас глазки уже в кучку! Уроните ее! – тревожился Поклеп.
– У нас, джиннов, глазки вечно в кучку! Это ничего не значит! – вступился за них библиотекарь Абдулла, зачем-то протягивая Поклепу руку.
Поклеп недоуменно посмотрел на его лицо, затем машинально перевел взгляд на руку джинна. Добрые глаза Абдуллы смотрели на него с ладони.
– Ясно! – хмуро сказал Поклеп, одним ударом вгоняя в крышку бочки очередной длинный гвоздь.
– Милый, осторожно, тут мое ухо! – капризно напомнили из бочки.
– Прости, дорогая! Но на твоем месте я бы его убрал! – сказал Поклеп, снова занося молоток.
Убедившись, что бочка надежно заколочена, Поклеп грустно положил молоток на траву.
– Ну вы уж там поаккуратнее как-нибудь! Оно, конечно, хоть и нежить, а человек все-таки… – заискивающе обратился он к джиннам.
– Ты о ком это, милый? Кто нежить? – спросили из бочки.
– Тебе послышалось, дорогая! – нежно отвечал Поклеп, снова поворачиваясь к джиннам: – Мимо Магфорда-то не промахнитесь! В багажном отделе мне ее там оставьте и, если надо, водичку поменяйте.
Джинны спрятали кальяны и, без всякого почтения подхватив бочку, взяли резкий старт.
– Не волнуйся, Клепа! Везде океан, а русалки не тонут! – встрял малютка Клоппик, невесть откуда вырастая за спиной Поклепа.
– Не смей называть меня Клепой, малявка! – взорвался Поклеп, но, внезапно вспомнив, что перед ним его бывший научный руководитель, умолк.
Завуч вздохнул и, собравшись с мыслями, обрушился на учеников, требуя, чтобы они проверили, все ли пришли и нет ли опоздавших.