Таня Гроттер и Локон Афродиты
Шрифт:
За Пуппером, капая ядовитой слюной, семенила его невеста Джейн Петушкофф. На ее красивом желчном лице было написано, что ей-то как раз роз и не досталось. Кроме того, кислые взгляды, которые она бросала на ленточку, говорили о том, что Пушкина она тоже читала. Таня подумала, что, если бы можно было убить взглядом, глаза Джейн Петушкофф насверлили бы в ней с полдюжины дыр.
Зато Лизе Зализиной Джейн очень понравилась.
«Очень достойная девушка, с большим самоуважением! Хорошо бы найти с ней общий язык!» – подумала она и поочередно,
Петушкофф настороженно посмотрела на Зализину и улыбнулась ей краем рта. Зализина в свою очередь улыбнулась Петушкофф и продемонстрировала ей раздвоенный язык. Затем глазами показала на Таню и большим пальцем быстро провела по шее.
Петушкофф понимающе наклонила голову и хотя больше на Зализину не смотрела, та поняла, что приобрела если не подругу, то союзницу. Две мятущиеся души нашли друг друга в огромном мире.
– Таня! Это для тебя! Ты так долго летель, так долго… Я стояль на поле так давно, так давно!.. Еще никого здесь не быль. Только Джейн говориль: иди домой, не будь клоун-посмешищ!.. Нет, ты не думай, Таня, я тебя больше не любить! Это просто подарок от старый друг! – залепетал Гурий.
Таня неловко взяла протянутую ей корзину. Вручая цветы, Гурий, запутавшийся в своих чувствах, не сообразил, что в руках у нее и без того уже был контрабас, тяжелый, как классовая ненависть.
К ним подошел Бейбарсов и, остановившись между ними, посмотрел на Пуппера с холодным прищуром.
– Глеб Бейбарсов, – сказал он.
– Пуппер. Гурий Пуппер! – заученно улыбаясь, представился Гурий. Он решил, что перед ним один из его поклонников. Даже машинально зашарил глазами в поисках бумажки, на которой надо расписаться.
– Я не понял, – сказал Глеб. – У вас что, три имени? И два из них одинаковые? Пуппер Гуриевич Пуппер?
Удивленный Пуппер впервые посмотрел на Бейбарсова и легонько хлопнул себя ладонью по лбу:
– О, извиниль меня, я забыл! Я видель тебя на драконбольном матче! Ты же тот самый мальчик вуду, который лететь на ступа!
– Точно! А ты тот самый небритый племянник своей тети! – отрезал Глеб.
Пуппер машинально провел рукой по подбородку и за неимением лучшего улыбнулся, пытаясь превратить все в шутку.
– Ты чего остановилась, дорогая? Что там такое? – поинтересовался Гломов, который, расталкивая народ, тащил за Склеповой ее чемоданы.
– Душераздирающее зрелище! Ломайлошадкин представляется Трупперу, – пояснила Склепова.
– А-а-а, класс! Рад за них! – протянул Гуня. – Жертв еще нет?
– Нет. Но не исключено, что вот-вот появятся… Пуппер уже кипит от злости! Ого, а Женька-то, которая Петушкова, заинтересовалась нашим Кусайбукашкиным! – внезапно сказала Гробыня.
– Откуда ты знаешь, что заинтересовалась?
– Она посмотрела на него небрежно, зато три раза подряд. И каждый следующий взгляд был чуть продолжительнее предыдущего. Обычно, если человек тебе неинтересен, бывает наоборот. К слову сказать, Гунечка, на тебя она не посмотрела ни разу.
– Ну и чё из того? Чё на меня смотреть-то? Меня бояться надо! – хладнокровно прогудел Гломов и чемоданом так толкнул под колено подвернувшегося ему магфордского журналиста, что тот пропахал носом песочек и тотчас, даже не вставая, носом кинулся отщелкивать на ноутбуке всякие гадости про русских. Впрочем, он написал бы их и без помощи Гломова, ибо специализировался исключительно на скандальной хронике.
Какой-то незнакомый, очень длинный и тощий магфордец, лет семнадцати-восемнадцати на вид, открыв рот, в упор уставился на Риту Шито-Крыто. Раздражительной Ритке он показался слишком назойливым.
– Гробыня, а глупость заразна? – громко спросила она.
– Еще как! – сказала Склепова.
– Молодой человек, вы слышали? Не дышите на меня!
Тем временем Бейбарсов заметил в руках у Тани корзину цветов Пуппера. Его брови чуть дрогнули.
– Таня, тебе помочь? Дай ее мне!
Едва Бейбарсов взял корзину, как с розами стало что-то происходить. Черный тлен пробежал по листьям. Затем наступила очередь лепестков. Они сморщились и опали.
– Прошу прощения! Но букетик-то малость того… Перестояли цветочки! Не унывай, я подарю тебе другой. Он будет скромен и прекрасен, без всего этого пафоса!.. А ленточка была совсем уж ни к чему, не похоронный же венок… – сказал Бейбарсов.
Он отбросил корзину и брезгливо отряхнул ладонь.
Брови у Пуппера поползли на лоб.
– Ты вандаль! Ты соображать, что сделаль? – крикнул он, бросаясь на Бейбарсова.
За ним со сглаздаматами наперевес заспешили Прун и Гореанна. Но тут пустая корзина вспыхнула так ярко и так внезапно, что Пуппер от неожиданности отпрянул. Черный столб дыма окутал Глеба, когда же он рассеялся, обнаружилось, что Бейбарсов исчез.
Прун и Гореанна перестали целиться в пустоту и переглянулись.
– Он у вас в-всегда такой? – озадаченно спросил Пуппер.
– Нет. Но со вчерашнего вечера он немного нервный, – сказала Таня, вспоминая крышу Башни Привидений.
Подошедший Баб-Ягун потянул Таню за руку.
– Один ноль в пользу некромагии! Пойдем, Танька! Привет, Гурий! За ужином увидимся! – сказал он.
Пуппер невесело кивнул. Должно быть, он представлял себе встречу иначе. Корабль мечты утонул, столкнувшись с айсбергом реальности. Таня пошла за Ягуном, волоча громоздкий контрабас.
Борода Сарданапала, не успевшая оттаять, торчала острой ледяной сосулькой, и веселые усы, развлекаясь, колотили по ней своими кончиками, играя как на ксилофоне. Он оживленно обсуждал что-то с деканом Магфорда, который, увлекаясь, то и дело переходил с древнегреческого на старофранцузский, а со старофранцузского на средневековый английский.
Сарданапал, забавляясь, стал было отвечать ему на языках коренных народов Русского Севера, но, поймав укоризненный взгляд Медузии, послушно перешел на английский.