Таня Гроттер и Локон Афродиты
Шрифт:
– ЯГУН!
– Да не знаю я!
– ЯГУ-УН, сглажу!
– Ну ладно, раз уж начались такие наезды! Немочь сказала тренеру, что матч со сборной мира перенесли. Он должен был состояться через шесть недель, а состоится через неделю! В деканате не понимают, как такое могло произойти. Скорее всего, самая добрая тетя надавила на Бессмертника Кощеева, тот надавил на остальных членов спорткомитета – и вот оно, единственно мудрое решение!
– Но зачем она это сдела?.. – с негодованием начала было Таня и осеклась.
На глаза ей попался пролетавший мимо Пуппер. Он был на новой, почти двухметровой
– Привет, Tatjana! – крикнул Гурий в седьмой раз за сегодняшний день.
Лицо Пуппера было счастливым до блаженности. Таня подумала, что Джейн Петушкофф, наблюдавшая за ними с гостевых трибун, с трудом сдерживается, чтобы не шарахнуть жениха боевой искрой.
Таня с некоторым напряжением улыбнулась Гурию и помахала рукой. Ей все стало понятно.
– Дурацких вопросов больше не задаю, – сказала она Ягуну. – Значит, матч через неделю?
– Да. Эту последнюю неделю нас ожидают такие тренировки, что нам будет о чем вспомнить на склоне маразма. О, вот уже начинается!
– Что начинается? Склон маразма?
– Типа того.
Они увидели, что Айзек Шмыглинг, перестав бестолково бегать, вскинул руки и замахал ими, созывая команду. Драконболисты стали снижаться, направляясь к тренеру. Таня поймала взгляд Нутто-Гнутто. Пролетая мимо, тот улыбнулся ей краем рта. Похоже, мудрый бабай все уже знал.
– Эх, мне бы так играть, как он, – шепнула Таня Ягуну, когда Нутто-Гнутто промчался.
– Возможно, со временем, – утешил ее Ягун.
– Сомневаюсь, что у меня так много времени. Знаешь, сколько ему лет?
– Тысячи две, не меньше. А то и три!
– Вот и я о том же. И из них больше половины он играет в драконбол.
– Зато ты Танька Леопольдовна, – сказал Ягун.
Таня задумчиво кивнула:
– Так-то оно так, но к моему отчеству еще надо привыкнуть…
– Ничего. Быть Гурий Пупперовичем тоже не сахар. Да и Ягунычей дразнить стопудово будут. А вот Иванычи и Ивановны… хм… пожалуй, только к ним и не придерешься, – заверил ее играющий комментатор.
Когда Таня и Ягун опустились на поле, рядом с подпрыгивающим от раздражения Айзеком Шмыглингом уже собралась вся команда. Шмыглинг о чем-то оживленно разглагольствовал, но Таня особенно не прислушивалась. Она и так уже знала суть из рассказа Ягуна. Заметив на трибунах маленькую фигурку Соловья О. Разбойника, она осторожно опустила контрабас на одну из пустых скамей и, оглянувшись на Шмыглинга, скрытого от нее множеством широких спин, незаметно перебежала к Соловью.
– Здравствуйте! Ну не смешно ли, что к собственному тренеру приходится прокрадываться? – сказала она.
– Привет, Тань! Мне, представь, совсем не смешно! – сердито сказал Соловей.
Маленький, нахохлившийся, он, как показалось Тане, был похож на больную птицу. Да, нелегко давалось ему существование в Магфорде. Гордый тренер не раз планировал улететь на Буян, но как улетишь, когда вся твоя команда здесь?
– Матч со сборной мира через неделю, – сказала Таня.
– В следующий четверг, да, – кивнул Соловей.
– И у кого больше шансов: у нас или у сборной мира?
– Сложный вопрос. Уровень мастерства выше у них, тут сомнений нет. В сборную мира отбирались лучшие из лучших. С другой стороны, у них нет такой сыгранности, как у команды Магфорда, поскольку собираются они только на месяц в год. Невидимки же знают друг друга давно. Это крепкая и сыгранная команда. Легионеры же, как я понимаю замысел Шмыглинга, лишь заменяют слабых игроков невидимок и укрепляют тылы.
Соловей поморщился.
– Разве это плохо? – спросила Таня.
– Ты сама отлично знаешь, что да. Я бы поступил по-другому. Я бы не держал вас на подтанцовках и позволил проявить больше инициативы. Это сделало бы рисунок игры более разнообразным. А так он очень предсказуем. Сборная мира наверняка давно его просчитала… Но старина Айзек не психолог. Не думаю, что Нутто-Гнутто станет отсиживаться за спинами таких дуболомов, как капитан Глинт… Я слежу за игрой этого бабая последние четыреста лет. Он чудовищно нравен. Да и остальные легионеры далеко не паиньки… Они только и ждут матча, чтобы показать себя! Взгляни-ка!
Устав кричать на команду, Айзек Шмыглинг вздохнул и, вытащив сигару, принялся рыскать по карманам в поисках зажигалки. Узкая, как стилет, струя огня лизнула кончик сигары, едва не зацепив нос тренера. Сигара мигом прогорела до середины. Джинн Фарух вежливо улыбнулся и застенчиво выдохнул дым.
После известия о переносе времени встречи ежедневные тренировочные матчи стали гораздо продолжительнее. Сразу после обеда драконюхи выпускали Тефтелета и Кенг-Кинга. Выползая из ангаров, драконы щурились на солнце и ревели, выдыхая густой застоявшийся дым. Им вызывающе откликался Гоярын. Русского дракона так ни разу и не выпустили из ангара после прибытия в Магфорд. Даже обязательные полеты, необходимые для драконьих крыльев, были отменены по требованию того же Шмыглинга, заявившего, что поле требуется ему круглосуточно. Летать же над Магфордом запретил перепуганный декан, до сих пор не забывший, как у него в кабинете сто семнадцать лет назад взорвалась подброшенная нерадивыми учениками саламандра.
При первом же свистке арбитра – апатичного плешивого джинна на полосатом пылесосе – Тефтелет сразу взлетал и занимал место в правом углу поля. Немного погодя взлетал и более грузный Кенг-Кинг.
– Тефтелет есть замечательный дрякон! Я никогда не видеть такой олимпийский спокойствий! Он работать хорошо, рьовно, без гнефф. Он послющен любой команд. Я не понималь, почему ваш глюпый Соловей отговариваль меня. Соловей стар, Танья! Он растеряль свой нух, – как-то заявил Тане Шмыглинг, довольно поглаживая живот.
Таня благоразумно промолчала, хотя у нее было свое мнение, кто на самом деле растерял нюх, а заодно и последние мозги.
И вот, буквально за день до матча, грянула гроза. Случилось все примерно в середине тренировочной игры. Момента, когда Тефтелет бросился на Кенг-Кинга, никто не заметил. Все произошло внезапно. Таня как раз выполняла двойную бочку, обыгрывая Пуппера, который улыбался ей во всю свою зубную поликлинику, когда услышала шум и крики.
Когда Таня вышла из бочки, оба дракона были уже на песке. Ничего не понимающий, ревущий от боли Кенг-Кинг – снизу, а вцепившийся ему в шею Тефтелет – сверху.