Таня Гроттер и магический контрабас
Шрифт:
Оба они долго не могли отдышаться. Наконец Баб-Ягун взглянул на нее уже без всякого пренебрежения и восхищенно прокричал:
– Я был уверен: ни одна девчонка не способна на такое! Эй, признавайся, ведь ты умела это раньше?
Таня застенчиво пожала плечами. Она и сама этого толком не знала. Хотя она и села на контрабас впервые пять дней назад, порой ей казалось, что она давно, очень давно летает. Откуда-то же ей было известно, что нужно делать.
– Если Соловей не возьмет тебя в команду, значит, он точно подыгрывает «темным», как кое-кто его обвиняет. Ты просто рождена для драконбола...
– И вот еще что... Отныне я твой друг навсегда, если ты, конечно, захочешь. Если кто-нибудь там в Тибидохсе посмеет назвать твой контрабас «скрипкой-переростком» или вообще тебя обидит, я заставлю его сжевать весь заправочный мусор из его пылесоса!
И Баб-Ягун протянул ей руку.
«Нет, это не Генка Бульонов! И не таинственный Пипин Гэ Пэ!» – подумала Таня и протянула ему свою – ту, которой держалась за гриф. При этом порыв ветра едва не сшиб ее с контрабаса, но Таня не обратила на это особого внимания. Настоящая дружба, как и настоящая любовь, всегда требует жертв.
Вскоре контрабас и реактивный пылесос поднялись высоко в небо и, встроившись в плотные скоростные потоки воздуха, понеслись на юго-запад. Тут уже было не до разговоров – мерный несмолкаемый гул плотно закупоривал уши. Лететь приходилось почти на животе, обхватив руками контрабас, потому что ветер был таким, что, казалось, достаточно неосторожно приподнять голову, и, сорванная ветром, она унесется, грустно хлопая ушами.
Таня не поняла, в какой момент внизу показался океан. Его свинцовая поверхность, мелькавшая в разрывах между сизо-фиолетовыми тучами, походила на вырезанные ножницами фрагменты географической карты, А они все летели и летели, и, казалось, конца этому не будет. Уже рассветало, когда Баб-Ягун вдруг выстрелил из кольца зеленой искрой и направил пылесос вниз, выходя из потока.
– Тибидохс там внизу, но без заклинания перехода туда не попасть. Ты его не забыла? – крикнул Баб-Ягун, когда они снизились настолько, что можно было легко различить отдельные валы, вскипавшие на беспокойном теле океана.
Таня вспомнила строчки «Справочника»: «Заклинание перехода при всей своей простоте является заклинанием Высшей Магии. При произнесении заклинания необходимо быть абсолютно уверенным в том, что переход осуществляется по полному праву. В противном случае сознание и тело могут разделиться: тело будет перенесено, сознание же останется в прежнем мире. На языке лопухоидов это состояние обычно называют смертью».
«Ну уж мне точно будет конец!» – подумала Таня. От страха у нее кожа покрылась пупырышками. Если она и продолжала снижаться, то лишь потому, что ни за какие коврижки не желала возвращаться к дяде Герману.
– Готова? Пора! – вдруг выкрикнул Баб-Ягун, и, не давая себе испугаться еще сильнее, Таня быстро подняла руку с кольцом и воскликнула: «Грааль Гардарика!»
Ее тряхануло, завертело, укололо миллионом маленьких искр. Раздробило и вновь собрало. На миг Тане почудилось, что она проскакивает через бесконечно узкую середину песочных часов.
А
«Надо же, я жива! Это, конечно, по ошибке. Но дяди Германа тут нет, это точно», – решила Таня.
Посреди острова, необычайно приземистая и плоская, похожая чем-то на перевернутую сероватую миску с приклеенными к ней в самых неожиданных местах башнями, галереями и переходами, окруженная рвом с кипящей лавой, раскинулась самая большая крепость из всех, которые Тане когда-либо приходилось видеть даже в кино. Московский Кремль и тот был явно меньше. Здесь же перед ними простерся целый город под одной крышей.
Вдоль стены с мрачным видом разгуливал трехметровый циклоп, грудь и даже спина которого заросли рыжей шерстью. Посреди лба у циклопа ворочался в орбите огромный золотистый глаз, а нос украшала бородавка размером с суповую тарелку. Он сумрачно зевал и изредка, чтобы не заснуть, постукивал по земле древком зазубренной секиры.
Над главными воротами крепости ярко горела огненная надпись:
«ТИБИДОХС – ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ».
Тане пришлось перечитать эту надпись трижды, прежде чем смысл дошел до нее. Ну и дела!
«О, Пипа была бы рада! Я попала именно туда, куда она и хотела. С небольшой только разницей», – сказала она себе. Но пути назад все равно уже не было, и она решила не спешить с выводами.
Баб-Ягун коснулся ее руки и жестом показал, что следует облететь Тибидохс с другой стороны, не попадаясь на глаза (точнее, на глаз) циклопу. Они бесшумно скользнули по воздуху вдоль бойниц и нырнули за поворот стены.
– Уф, проскочили! – выдохнул Баб-Ягун. – Мы зовем его Пельменник. Хорошо, что он нас не увидел... Это тот самый, которого Одиссей ослепил.
– Но он же видит!
– Угу! Сарданапал приставил ему глаз от одной ведьмы, у которой их было полно, она даже не знала, что с ними делать, и поставил его тут сторожить. Только глаз-то оказался дурной. Если он вот эдак моргнет, поменяет цвет да вокруг себя обернется, то все – порча наложена, да такая, что сразу надевай белые тапочки. Даже моя бабуся и та не снимет. Еще у Пельменника Гробовое Покрывало есть, для него вроде носового платка, а для нас прямо целая простыня... Как ускользнет, принимается по крепости летать. Тоже скверная штука на него наткнуться. На голову набросится и придушит.
– А как же мы попадем внутрь, если не через ворота? Может, через бойницу? – предложила Таня.
– На бойницы наложены двойные черномагические заклятия. Они работают лучше белых. Сам Поклеп Поклепыч накладывал. На чердаки тоже. Так что соваться бесполезно – муха и та не проскочит. Можно было бы, конечно, через ворота, Пельменника наверняка предупредили, да уж больно я его не люблю. И меня он терпеть не может после одной истории – еще зыркнет и сглазит, – с опаской сказал Баб-Ягун.
– И что же делать? – спросила Таня, задумываясь, что же это была за история.