Таня Гроттер и молот Перуна
Шрифт:
– Тебе не повезло. Слюнявчики закончились. Зато есть ползунки… Сойдет?
– Yes! – взволнованно ответил Пуппер.
– Чудненько. Тогда лови! – скомандовала Дурнева-младшая, бросая Гурию ползунки, украшенные божьими коровками.
Гурий подпрыгнул и с ловкостью профессионального драконболиста перехватил ползунки в воздухе. Его лицо моментально стало героическим, плечи расширились, даже подбородок укрупнился, отвердел и приобрел мужественную ямку.
– Ну, Джон Вайлялькин, не один ты можешь использовать магию вуду! Знай же, я верну себе Таню: хочешь ты того или нет! –
Скомканно и невнимательно попрощавшись с Пипой, Гурий уже отправился за метлой, но тут… тут такса Полтора Километра внезапно визгливо залаяла на окно. Она поджала хвост и, стуча когтями по паркету, целеустремленно побежала прятаться под диван. Пипа с тревогой проводила ее взглядом. Она знала, что старая калоша никогда не паникует почем зря.
Дверь на лоджию распахнулась, впустив морозный воздух. В комнату, спрыгнув с ковриков, ворвались два магнетизера. Один был приземистый и рыхлый, с сальными волосами. У другого, молодого и вертлявого, по всем признакам большого ловеласа, к щеке была зачем-то приклеена бумажка. У них за спиной, перебирая на животе четки, завис на метле магвокат. Его большое горбоносое лицо, казалось, выражало крайнее благородство, однако в глазках явно проглядывало нечто ханжеское и лукавое.
– Уф, свава Двевниву! Вот ты где, Гувий! Как теве не стыдно? Ну и заставив же ты нас пововноваться! – добродушно сказал магвокат, грозя Пупперу тонким пальцем.
– Проклятье, они меня выследили! Это Хадсон, наш семейный магвокат! – шепнул Гурий оцепеневшей Пипе и быстро спрятал руки с ползунками за спину. – Я не звал вас, Хадсон! Летите откуда прилетели! – громко сказал он.
– Ах, Гувий, когда же ты певестанешь быть вебенком?.. Нас послали твои тети: тетя Настувция и двугая тетя, чья добвота не знает гваниц. Они так ствадают… Тетя Настувция даже певестава спать после завтвака. Она купива ядовитых чевнил и пишет ваботу «Чевная неблагодавность и ее воль в воспитании личности».
– Нет!
– Да, Гувий, да… Боюсь, тебе пвидется пвойти с нами! Будь мувчиной и имей мувество взвянуть в гваза тетям!.. Вучше, если мы обойдемся без насилия, – мягко, но настойчиво произнес магвокат.
Он скользнул оценивающим взглядом по Пипе и сразу потерял к ней интерес. Лопухоиды мало его интересовали.
– Ни за что! В этом мире вы не имеете права применять боевую магию! – пятясь, заупрямился Пуппер.
– ГУВИЙ! Не заставвяй меня севдиться! Повевь, мы обовдемся и без боевой магии! – повысил голос магвокат, подавая знак магнетизерам.
Пуппер рванулся было к метле, но магнетизеры оказались проворнее. Сомкнувшись вокруг Гурия, они вежливо, но очень крепко подхватили его под руки.
– Смотри нам в глаза, маленький сладенький Пупперчик! Расслабься, тебе ничего не интересно! Мальчик хочет домой к тете Настурции и к другой тете, чья гуманность велика, как океан, а великодушие громаднее слона… – поигрывая стеклянными шарами, заныли магнетизеры.
Магвокат снисходительно погладил Гурия по щеке.
– Двуг мой! Повевь, так будет вучше для тебя! Небольшая коввекция памяти, и ты снова наш – мивый, пведсказуемый Пуппевчик, квоткий, как дохвый бавашек! – сладко сказал магвокат.
– НЕЕЕЕЕ-ЕТ!
Пуппер из последних сил лягнул в голень одного магнетизера, оттолкнул другого и, ослабевая от гипноза, рухнул на ковер.
– Не отдавай меня, Пипа! Я не хочу забывать Таню, не хочу забывать тебя, не хочу к противным теткам! – взмолился он, простирая руки к Пипе.
Дурнева-младшая, не совсем еще опомнившаяся после внезапного появления у нее в комнате трех взрослых мужчин, собралась с духом и шагнула вперед.
– Не вмешивайся, двянь, или повалеешь! Я запвосто смогу пвевватить тебя в мовскую свинку! – прошипел магвокат. Зрачки в его добрых прежде глазках исчезли. Теперь там полыхало адское пламя.
Пенелопа отпрянула.
– Пипа, ради меня! Я знаю, я тебе дорог! – вновь взмолился Гурий.
Он титаническим усилием попытался встать, но смог лишь со стоном приподняться на руках. Глаза Пуппера слипались – гипнотическая магия уже сделала свое дело. Торжествующие магнетизеры наклонились, собираясь поднять Гурия и погрузить его на ковер-самолет. Молодой магнетизер с бумажкой уже заботливо смахивал с ковра снег, чтобы Пуппер, не дай Древнир, не простудился бы и не огорчил этим своих теть.
Дочка дяди Германа решилась. Вся ее любовь, все поцелуи, которыми она несколько лет покрывала рамку с фотографией, – все алкало теперь возмездия.
– Держись, Гэ Пэ! Я иду! – крикнула она, в решительнейшую из минут прибегая к этому любимому и более привычному для нее имени.
В блестящем прыжке лосося, аналоги которому можно было отыскать разве что в Старшей Эдде, Пипа вцепилась в руку Гурия и дернула его на себя. Точно так ее мама Нинель однажды отвоевала дядю Германа у его секретарши, которая имела фигуру богини и глаза персидской кошки. У тети Нинели не было ни фигуры, ни соответствующих глаз, но дядя Герман – потрепанный, но живой, остался в полной ее власти. Секретарша же – гм… впрочем, сдержусь. Это как раз тот случай, когда о людях говорят или хорошо, или ничего.
От неожиданности магнетизеры отпустили было Гурия, но почти сразу, опомнившись, ухватили его за ноги и потянули к себе.
– Это что еще за фокусы? Конкувенты? Пвочь отсюда, девчонка! – брезгливо сказал Хадсон и с нехорошей улыбкой поднял руку, явно припоминая заклинание.
Пипа ощутила, как влажная ладонь Пуппера выскальзывает у нее из руки. У нее не хватало сил удерживать ее. Все-таки два взрослых магнетизера и магвокат были сильнее четырнадцатилетней девчонки.
– Гэ Пэ, нет, Гэ Пэ! Ты мой! А вы пошли прочь, пока я вас не укокошила! – со слезами крикнула Пипа.
Из последних сил она вцепилась в ускользающую руку Пуппера. Магнетизеры хладнокровно дернули Гурия на себя и стали деловито укладывать его на коврик. Пипа стиснула уже пустую ладонь и внезапно ощутила в ней что-то твердое и прохладное. Соскользнувший с пальца перстень Пуппера, перстень Гэ Пэ!
Голова у Пипы закружилась. В груди, точно девятый вал с картины Айвазовского, поднялся гнев. Она с трудом стояла на ногах, ощущая, как внутри у нее зарождается какая-то неведомая сила. Сила такая могучая, что Пипу распирало изнутри.