Таня Гроттер и пенсне Ноя
Шрифт:
Зуби замолчала, растерянно оглядываясь. Магвокат Хадсон беспокойно завозился.
– Позвовьте-ка взгвянуть! – настойчиво попросил он, скользя взглядом по строчкам. Его пухлое лицо то краснело, то бледнело. Заметно было, что его терзают самые противоречивые чувства.
– Вазумеется, если это нагвая вожь, мы сково об этом узнаем… Но, пведповожим, это не вожь, а пвавда, тогда мы оказываемся в неудобном повожении… – пробормотал он. – Если Гувий жив, повучается, что Джона Вайвявьку мы заточиви напвасно! Какой скавдав! С вашего позвовения,
Сарданапал кивнул. Магвокат подошел к воротам и, подобрав длинные полы своей мантии, с неожиданной резвостью вскочил на метлу. Телепортировать из Дубодама он предусмотрительно не решился. Графин Калиостров, приседая от усердия, бежал за ним. Его тоже никто не задерживал. Все сходились на том, что без Графина воздух будет чище.
Ягун насмешливо смотрел ему вслед. Таня готова была поклясться, что внук Ягге подзеркаливает.
– Думаешь, они полетели в Магфорд? – прошептал ей Ягун. – Как бы не так… Эта толстая помесь павлина и пингвина направилась к доброй тете. Спорю, дело будет представлено так, что вся слава обнаружения Пуппера достанется ему. Великой Зуби и Дурневу лавров явно не перепадет…
– Гурий жив… Или не жив… Ну, во всяком случае, не мертв… Нечто среднее… А если он навеки заснул на галере? Брр! Вряд ли у Дурнева хватило бы фантазии придумать такое! – негромко сказала Таня.
– Ты не рада? – удивился Ягун.
– Почему не рада? Рада, и очень. Какой камень упал с души!
– Но думаешь только о Ваньке?
Таня кивнула:
– Мне кажется, я кое в чем разобралась. Гурий, он хороший, очень хороший, но…
– Мамочка моя бабуся! – воскликнул внук Ягге. – Ох уж мне эти ваши «но». Как я ненавижу это «но», так ненавижу, что вообще выкинул бы его из языка!
– Почему это?
– А потому… Я все время боюсь, что и Лоткова мне когда-нибудь скажет: «Ягун, ты чудный, замечательный и вообще супер, НО… дверь открывается от себя…»
– В общем, пусть у Гурия все будет хорошо! – подытожила Таня.
– Во-во! Пускай он придет в себя, проживет восемьсот восемьдесят восемь лет, отпустит бороду и усы и умрет без мучений и судорог на руках у рыдающих фанов, – подхватил Ягун.
Но Тане это показалось несправедливым.
– Нет, – сказала она. – Пусть он вообще не умирает, но дальше идет уже своей дорогой. С нами же встречается только на драконболе. Думаю, это будет самое правильное.
Вспомнив, что Ванька все еще в темнице, Таня метнулась к Бессмертнику, с упрямством которого безуспешно бились Медузия и Сарданапал.
– Нет, нет и нет! – упрямо твердил Бессмертник. – Если ваш ученик действительно невиновен, тогда да… Мы рассмотрим все возражения на особом апелляционном совете, который назначим… э-э… скажем, в следующем году, чтобы было время подготовиться,
– Но к следующему году Ванька будет уже дряхлым стариком, если вообще доживет! – крикнул Ягун.
– Ну и что? Зато закон будет соблюден. Если разобраться, все не так печально. Старость – прекрасный период жизни. Тебя уже не терзают страсти, и ты можешь философски осмыслить весь пройденный путь! – демагогически воскликнул Кощеев. Он торжествовал, зная, что самостоятельно Ваньку тибидохцам из Дубодама не вытащить.
– Чудненько! – сказал Соловей О. Разбойник. – Тогда мы отдадим все твои сокровища в фонд развития магических школ третьего мира, и ты будешь получать их обратно по дырке от бублика в год!
В глазах у Бессмертника мелькнула тревога. Но он тотчас успокоился, сообразив, что его капиталы спрятаны, прокляты и защищены так надежно, что до них не добраться даже шустрым банковским гномам.
– Да запросто! Я согласен! Все берите! – сказал он с усмешкой.
Преподаватели беспомощно переглянулись. Подзеркаливать упрямца было бесполезно – Бессмертник был слишком опытен и умел ставить мыслеблоки. К тому же из камней площади вновь начали проростать страшные де менты с пламенеющими глазами.
В эту минуту Поклеп, которого отвлекло от Тани появление Великой Зуби, вновь вспомнил о пенсне.
– Это ведь пенсне Ноя, не правда ли? То самое, что было и на пропавшем портрете? – спросил он зловеще. – Но мы после разберемся, кого и за что зомбировать… А пока ну-ка, дай его сюда! Живее!
Завуч протянул было руку, чтобы бесцеремонно сдернуть пенсне с переносицы Тани, но внезапно с криком отдернул руку и подул на пальцы.
– Ах так! – прошипел он. – Упрямые стекляшки! Никогда меня не ценили! Ладно, тогда ты сама!.. Сними их, переверни другой стороной – да-да, держи их так – и сосредоточься на том, что тебе хотелось бы узнать.
Сжимая пенсне, Таня присела на корточки перед Кощеевым. Тот с ненавистью уставился на нее.
– Ты думаешь, я что-то тебе скажу, девчонка? Ничего ты не узнаешь. И не надейся, – произнес он хмуро.
Но Таня даже не услышала его слов. Пенсне блеснуло, и она увидела, как изо рта Кощеева помимо его воли выплывает: «Герониссум эрлих феррот либерус Дубодамум!»
Таня поднялась во весь рост и вскинула над головой перстень.
– Герониссум эрлих феррот либерус Дубодамум! – крикнула она, надеясь, что ничего не перепутала.
Посеребренная черепушка Кощеева изумленно лязгнула. Глазницы де ментов разом погасли, и тела их, показавшиеся уже почти по грудь, перестали вырастать из брусчатки. Стены дрогнули.
А Таня уже кинулась к темной башне, над которой выписывал широкие круги Гоярын. Она уже видела в пенсне, как из башни появляется Ванька. Видела пока только в пенсне. Но знала, что сейчас это произойдет на самом деле…